Оруэлл: Новая жизнь

Почти тридцать лет спустя вторая жена Оруэлла спросила его: "Джордж, почему не Оксбридж, а не полиция Бирмы?". Оруэлл ответил, что это длинная и запутанная история, и что он когда-нибудь расскажет ей. Он так и не рассказал. Один или два комментатора иногда изображали его отъезд на Восток как своего рода ужасное изгнание, в котором подросток был оторван от домашнего очага и комфорта и почти произвольно отправлен на другой конец света, но это сильно преувеличивает ситуацию. И Блеры, и Лимузины были старыми индийскими друзьями. В Бирме все еще жили различные родственники Лимузинов, включая его бабушку и тетю. Что бы Ида ни думала об академических перспективах своего сына, друзья семьи вспоминали, что "ее люди были влюблены в Бирму". Есть также намек на то, что Оруэлл, которому на тот момент исполнилось восемнадцать лет и у которого были только семейные мифы и легенды, слабо представлял себе, на что он мог подписаться. Энтони Пауэлл заметил, что, какими бы выдающимися ни были его способности к воображению, они не "позволяли понять, какой на самом деле была та или иная работа". Но каковы бы ни были точные обстоятельства его решения, Оруэлл вернулся в Итон на последний семестр, понимая, что затем он будет добиваться поступления в Индийскую имперскую полицию. С запозданием принятый в шестой класс, он был назначен praeposter или школьным префектом и получил услуги педика. Энтони Вагнер, который недолго занимал эту должность, вспоминал о нем как о "добром и внимательном пидмастере", хотя и допускал, что "он мало говорил".

 

Впоследствии Оруэлл всегда стремился преуменьшить влияние Итона на его мировоззрение. Я не работал там и очень мало учился, и я не чувствую, что Итон оказал большое формирующее влияние на мою жизнь", - говорится в его записи в книге "Авторы двадцатого века" (1940). Автобиографический очерк, опубликованный в американском журнале Commentary пять лет спустя, еще более пренебрежителен: "Я учился в Итоне только потому, что у меня была стипендия, и я не принадлежу к социальной структуре большинства людей, получивших там образование". Та же нота звучит в его предисловии к украинскому изданию "Фермы животных": "Я попал туда благодаря стипендии, иначе мой отец не смог бы позволить себе отправить меня в школу такого типа". Подтекст о том, что Итон не был для Оруэлла таким местом, что он учился там по принуждению и что он не произвел на него никакого впечатления, подкрепляется его настойчивым утверждением, что его бедность выделяла его среди одноклассников и, фактически, не давала ему возможности отличиться. Как он выразился в письме к Сирилу Коннолли, который закончил свою карьеру в Итоне в качестве члена Попа, получив стипендию Брекенбери в Баллиол-колледже, Оксфорд: "Конечно, вы были во всех отношениях гораздо более успешным в школе, чем я, и мое собственное положение было сложным и фактически доминирующим из-за того, что у меня было гораздо меньше денег, чем у большинства людей вокруг меня".

Естественно, бедность относительна, как и любое другое состояние человека. Энтони Пауэлл вполне серьезно верил, что он "бедный мальчик, ставший хорошим". Но современники Оруэлла по Итону почти всегда утверждали, что он обнаружил классовое сознание, которого не существовало. 'Все это - недовольство его собственного воображения', - считал Холлис. Рансиман вспоминал, что колледж был "полон умных мальчиков, у которых не было особенно много денег, и были другие, которые были так же бедны, как и он". Что касается презентабельности его родителей, над которой мучаются актеры "Приличных парней", Ида Блэр вспоминает, как она "водила его друзей", когда приезжала в гости, как и любая другая мать. В этом контексте стоит отметить, что есть и другие моменты из жизни Итона, которые Оруэлл, похоже, почти намеренно исказил. Например, в "Дороге на Уиган Пирс" он отмечает, что во время празднования мира в Итоне в 1919 году мальчики, которым было приказано выйти на школьный двор в темноте с факелами и петь патриотические песни, заменили их собственными "богохульными и подстрекательскими стихами". Для Холлиса, с другой стороны, это была всего лишь тряпка против непопулярного ОТК, лишенная того элемента принципа, который находил в ней Оруэлл. Провост Джеймс записал, что "все мальчики стояли с поднятыми факелами и хранили полное молчание".