Причин тому было немало. Прежде всего, на пустынных дорогах пошаливали ватаги лихих людей, готовых порой и за десять медяков перерезать горло. Конечно, человеку постороннему покажется странным, что разбойники искали добычу там, где ее как раз было меньше всего, но это нелепо только на первый взгляд. Все дело здесь в том, что в окрестностях больших городов или на оживленных трактах, ведущих на север, в богатые королевства и княжества, где в любое время можно встретить и купцов, и паломников-богомольцев, и одинокого рыцаря, ищущего славы и денег, стража пограничная, а равно и городская, которая охраняет не только сами города, но и дороги, ведущие к ним, давно уже отучила шалить всяко-разных душегубов. Раньше, верно, случалось всякое, и по дорогам бродили не просто шайки, а настоящие отряды, разбитые на сотни и десятки со своими командирами и вооруженные не хуже солдат, иной раз нападавшие даже на целые города, да прошли те времена. Мудрые правители, один за другим сменявшиеся на троне Дьорвика, понимали, что влияние и значимость их державы должны основываться не только на армии, одной из лучших, кстати, во всех Полуночных Пределах, но и на том, хорошо ли чувствуют себя в пределах королевства чужестранные торговые гости, приносящие немалый прибыток казне. Поэтому в обжитых землях еще много лет назад вывели всех бандитов, пугавших честной народ и приносивших государству дурную славу. И те из них, кто счастливо избежал-таки облав, подались на юг, туда, где мало было больших поселений, но зато и стража была более озабочена тем, что творится в эльфийских лесах, откуда в любой миг можно было ожидать стремительного рейда летучего отряда Перворожденных, заканчивавшегося, обычно, парой вырезанных хуторов и сгинувшими невесть где разъездами стражи, пытавшимися настичь и наказать врага. Именно поэтому в тех краях еще часто встречались шайки, которые по причине скудной добычи были опаснее всего для случайно попавшего в их руки купца, особенно если тот по глупости своей не озаботился взять с собой приличную охрану. Таких, нет-нет, да и находили лежащими в придорожных канавах, раздетыми и разутыми, да еще и с выпущенными кишками, патрули пограничной стражи. И появлялись на обочине новые братские могилы без имен, где находили свое последнее пристанище подобные храбрецы, точнее просто самонадеянные скряги, пожалевшие в свое время горсть золота для найма лишних бойцов в свою свиту, да теперь лишившиеся из-за него и жизни. А обчистившие обоз разбойники скрывались в глухих лесах, ставших им по истине домом родным, где они могли заткнуть за пояс любого следопыта, тех же эльфов, к примеру, не к ночи будь помянуты.
Было и еще кое-что, заставлявшее местных жителей без крайней надобности не удаляться далеко от населенных мест, каких в здешних краях было немного. Поговаривали, что в округе есть немало таинственных мест, где прямо из земли сочится магия, причем самая что ни наесть темная, такая, от которой любому смертному лучше держаться подальше. Причем никто не мог точно сказать, почему так получается. Даже настоящие маги, которые, случалось, забредали в эти земли, только и могли, что разводить руками. Вся их помощь ограничивалась советами запоминать гиблые места и держаться от них подальше. И люди следовали таким советам, причем это помогало, поскольку от темных сил, несомненно, присутствующих здесь, почти никто не погиб. Пропадали как раз подле опасных мест только пришлые люди, не знавшие, что все рассказанные им истории о грозящей опасности являются подлинными, а не придуманы словоохотливыми мужиками в надежде на дармовую выпивку. Такие вот отчаянные головы нередко отправлялись в путь именно тем маршрутом, которым никто из здешних не ходил, и пропадали без следа. Конечно, большая их часть могла попасться в руки все тем же разбойникам, но ведь в дебрях, прозванных не иначе, как проклятыми, оставались и такие люди, с которых взять-то было нечего и едва ли лесные душегубы могли позариться на их скудные пожитки. Но все же гиблые места, всякое древнее колдовство, были во сто крат менее опасны, чем живые люди, опустившиеся, правда, до состояния диких зверей, готовых кому угодно перегрызть горло, причем подчас и в самом прямом смысле.