Осады и штурмы Северной войны 1700–1721 гг

Помимо провианта для гарнизона, осажденные были вынуждены заботиться о лошадях, в частности – сохранять окружающие крепость пастбища. Взятые в плен 23 июня 1701 года в окрестностях осажденной шведской Риги поведали в том числе о том, что комендантом города «велено около Риги на лугах траву беречь, чтобы никто не травил и не косил, а для кормов рижским жителям отведено в иных местах»[822]. Еще одну особенность ландшафта вокруг осажденной крепости составляли пасущиеся стада скота, принадлежавшие горожанам. Внутри крепости выпасать домашних животных было негде, поэтому их выгоняли на луга под стенами (очевидно, подальше от атакованных фронтов). Это объясняет нередко описываемые ситуации, например в Дерпте, где осаждающий пытался отбить и угнать скот, а осажденный – защитить свои стада [823].

Когда же осажденной армии предстояло держать оборону в стесненных условиях, от лошадей приходилось избавляться. Из той же Риги во время осады 1709–1710 гг. несколько сотен кавалеристов с лошадьми были отправлены в Пернов уже на второй неделе осады. Однако они не смогли прорваться через порядки осаждающих и были принуждены с потерями отступить в крепость [824]. В первых числах января шведы сами застрелили более ста лошадей, т. к. усилился недостаток фуража. Помимо этого, многие лошади бродили по Риге и предместьям без хозяев и корма, затем падали и околевали [825].

Туши убитых при бомбардировании лошадей и коров также представляли опасность для осажденного города угрозой эпидемии. Поэтому коменданту следовало позаботиться о том, чтобы падаль оперативно закапывали, как это было в Дерпте [826]

.

Ситуация с избавлением гарнизона от своих лошадей повторилась в Тенингене. Соединенные войска Петра и датского короля «прижали» шведскую армию к этому городу, резиденции Голштинского князя, в феврале 1713 года. Городские власти обещали царю соблюдать нейтралитет и не впускать в город шведов, однако при наступлении союзников шведы в город все-таки вступили. Таким образом, ни осажденный, ни осаждающий не готовились к осаде Тенингена. Перед тем как запереться в Тенингене, шведы избавились от своих лошадей: «Лошадей в войске неприятельском оставлено толко 1800, а досталных перестреляли» [827]. Когда же шведский корпус вошел в крепость, оттуда были выгнаны офицерские и драгунские лошади[828]. В письме от 3 марта 1713 года Г. И. Головкин переслал гетману Скоропадскому реляцию о начале осады: «Повседневно начали из швецкого войска к нам дезертеры переходить из конницы немецкой вдруг человек по 20, по 30 и больше, которые сказывают, что неприятель, видя себя в таком от наших утеснении и имея в провианте, а наипаче в фураже скудость от конницы своей, которая при нем 8 полков, оставил токмо 2000 лошадей и с офицерскими, а прочих всех лошадей перекололи и перестреляли»

[829].

Разорение земель

Беженцы стекались в города со всей округи еще до начала осады, поэтому имеет смысл выглянуть за стены города и посмотреть на ту опасность, от которой укрывались лифляндские, эстляндские, ижорские, финские и пр. селяне. Касаясь действий русских армий в Прибалтике, шведские и прибалтийские источники неизменно рисуют мрачную картину разорения, грабежа, массовых убийств и т. п. [830]

. «Пока король ежедневно собирал свежие лавры в Польше, наши бедные границы в Ливонии оставались открытыми грабежам и варварству русских, которые, как только открыли себе путь взятием Нотебурга, совершали самые ужасные жестокости» [831]. Так писал Адлерфельд, и можно лишь уточнить, что набеги совершались задолго до взятия Орешка.

Совсем скоро после нарвского поражения, 5 декабря 1700 г., Петр повелел Шереметеву с «конницею новгородскою и черкаскою» «итить в даль, для лутчаго вреда неприятелю», при этом «ближних мест беречь (для последующаго времени)» [832]. Через год Шереметеву снова указано «с ратными конными и пешими людми быть в генералном походе, и итти за Свейской рубеж, розведав подлинно о неприятелских людех, для поиску и промыслу над оными непрятели и разорения жилищ их, куда воинской случай позовет» [833]. Из этих распоряжений видно, что, поскольку земля была ресурсной базой для войск, следовало наносить ущерб в глубине неприятельской территории, но сохранять в целости пограничные районы, которые могли пригодиться для обеспечения своей армии.