Из-за нехватки упряжных артиллерийских лошадей («в полках под пушки лошади зело худы и не подут пол мили») было приказано взять лошадей у офицеров и в Преображенском полку, где «под бездельными вещами лошади добры» [1758]
. В журнале Репнина сохранились другие подробности организации движения. Телеги запряжены двумя-тремя лошадьми и гружены так легко, чтобы могли идти четыре дня и четыре ночи. Офицерам всех чинов запрещалось иметь повозки, при полках везли лишь телеги с рогаточными брусьями. Для соблюдения тишины под страхом смерти приказано «не стрелять и не пьянствовать» [1759].Судьба пленных
Тема плена и пленных периода Северной войны хорошо изучена отечественными и шведскими историками. Правовое положение пленников, условия их содержания, история их скитаний и возвращения на родину описана достаточно полно, чтобы мы могли просто отослать читателя к работам современных исследователей [1760]
. Тем не менее, поскольку мы взялись рассказывать о людях и обычаях крепостной войны, стоит рассказать о том, как складывались судьбы попавших в плен в ходе осады. Без этой стороны военной жизни повествование было бы незавершенным; еще несколько человеческих историй в историческом и культурном контексте, надеемся, будут интересны читателю.За годы войны обе стороны захватили немалое количество пленных. Поскольку со временем военная удача все более и более склонялась на сторону России, шведских пленных у нее оказалось больше, чем в Швеции – русских. Коменданты крепостей крайне редко сдавались на дискрецию и попадали в плен лишь в случае успешного штурма (Нарва, Эльбинг) или полной безнадежности сопротивления (Мариенбург, Веприк). Как мы видели, гораздо чаще гарнизоны уходили к своим, сдавшись на более или менее приемлемых условиях. Особым случаем можно считать удержание в плену вопреки договоренностям (Выборг, Рига). Массовые пленения происходили в ходе полевых сражений и по их результатам, с самыми яркими примерами – Полтавской баталией и сдачей у Переволочной. Также значительное количество военных и гражданских пленных захватывалось в многочисленных мелких стычках, рейдах и набегах.
Вопрос о правовом статусе пленников, о сроках и порядке возвращения их на родину и т. п. в обоих государствах ставился в первую очередь в зависимость от дипломатической и военной целесообразности. Как резонно полагает С. А. Козлов, современный российский исследователь вопросов военного плена периода Северной войны, Петр опирался на прецеденты международного права и учитывал опыт предшествовавших войн России с соседними государствами. Основными соперниками русского государства в XVI–XVII веках были Речь Посполитая, Крымское ханство с Турцией и Шведское королевство; с каждым из них сложились свои традиции в разрешении конфликтов.
Главной целью набегов крымских татар был захват «полона» для дальнейшей продажи на невольничьих рынках Востока. Соответственно, возвращение пленников на родину было возможно в первую очередь за выкуп, и лишь мирные договоры 1700 и 1711 гг. стали предусматривать безоговорочное и полное возвращение пленников[1761]
. Несомненно, многовековой опыт борьбы со степью наложил известный отпечаток набеговой тактики и на русскую военную силу.Изматывающая борьба с Литвой и Польшей отличалась тем, что противник не был заинтересован в возвращении попавших в плен русских воинов, чтобы таким образом не усиливать московское войско. По окончании очередных военных действий стороны, как правило, безрезультатно обсуждали обмен пленниками; существовала практика частного выкупа, но характерной была ситуация, когда несчастные «вязни» долгие годы и десятилетия томились в неволе по обе стороны рубежа. Ко второй половине XVII века в России пленные стали одним из важных источников (от четверти до трети) холопства[1762]
.В истории конфликтов со шведами при подписании мирных договоров сторонам удавалось достигнуть соглашения об освобождении пленных без выкупа и обмена, за исключением тех, кто по доброй воле захотел остаться (в частности, принявшие в плену православие шведы не возвращались). Подобные нормы включали мирные договоры Тявзинский 1595 г., Столбовский 1617 г., Кардисский 1661 г. и Плюсский 1666 г. [1763]
.Таким образом, отношение к плену и пленным в Росссии в начале XVIII века опиралось на опыт, насчитывавший не одну сотню лет.