Осады и штурмы Северной войны 1700–1721 гг

Заметим, что отпуск под честное слово практиковался и на южном направлении: «А вышедший из Бендер сего числа [9 октября 1711 г.] волох Иваненкова полку Андрей Истратов сказал, что в июне месяце у реки Прута на акции с татарами взят он к ним в полон и был у буджацких татар у Черин-мурзы, от Бендер с 10 миль, и тому назад 20 дней помянутый мурза освободил его на пароль, что ему за себя привесть татарина, которые есть в полону у московского войска, или 500 ефимков»[1784].

Пленники, бывало, переходили на службу к победителям. Систематизированных данных об этом явлении нет, но можно привести отдельные примеры. Известно, например, что в феврале 1705 г. на русскую службу были приняты 67 пленных шведских артиллеристов из Нарвы. После Полтавы количество таких переходов возросло, а самым высокопоставленным стал генерал-майор Вольмар Антон Шлиппенбах, произведенный на царской службе в генерал-лейтенанты, пожалованный поместьем в Курляндии и баронским титулом[1785]. Из взятых в Выборге шведов 400 человек поступили на службу к недавнему противнику и отправились в Петербург – по дороге их колонну наблюдал Ю. Юль

[1786].

За долгие годы войны при нерегулярном обменном процессе многие пленники умирали на чужбине, не дождавшись освобождения. Плененный под Нарвой в 1700 г. генерал-фельдцейхмейстер Александр Арчилович Багратиони (1674–1711), Имеретинский (грузинский) царевич, умер в плену на острове Питео в Ботническом заливе 3 февраля 1711 г. Фельдмаршал герцог Карл-Евгений де Кроа (ранее бывший на имперской службе) сдался сам в ходе того же боя и умер в 1701 г. в Ревеле [1787]. Плененный в Ляховичах в 1706 г. казачий полковник Иван Мирович был отправлен сначала в Штеттин, а потом в Стокгольм. Карл XII отказал жене Станислава Лещинского в ее просьбе об освобождении Мировича. Гетман Мазепа отправил Мировичу «1170 ефимков на милостыню малороссийским пленным в Швецию»; но полковник так и умер в плену[1788]

. Находившийся после Прутского похода послом (по сути, заложником) в Турции генерал-майор Михаил Борисович Шереметев, сын фельдмаршала, скончался по пути на родину в 1714 г.[1789].

Среди шведов схожая судьба постигла нотебургского Шлиппенбаха и вслед за ним ряд других офицеров. Комендант Ниена Яган Аполлов (Иван Опалев) в 1703 г. по аккорду ушел в Нарву, где был взят в 1704 г. и умер в плену в 1706 г.; его брат, Василий Аполлов, сдал Копорье и ушел в Выборг, где попал в плен в 1710 г. и впоследствии умер; Захариас Аминов, престарелый комендант Выборга, скончался вскоре после сдачи крепости[1790]. (Упомянутые русские фамилии шведских комендантов – Опалевы и Аминовы – относятся к родам «байоров» (шведск., от

русск. боярин), русских дворян, перешедших на шведскую службу в начале XVII века). А сдавшийся после осады Тенингена в 1713 г. фельдмаршал Магнус Стенбок умер в датском плену в 1717 г.[1791]

Понятие частного плена сохранялось в России к началу XVIII столетия. Оно регламентировалось законодательством, и, согласно пункту 99 «Уложения или права воинского поведения генералам, средним и меньшим чинам и рядовым», все пленники, взятые в большом сражении или при штурме («общим военным случаем»), оказывались в государевой собственности. Плененные в мелких стычках и небольшими отрядами («в разных починках или в уездах») доставались тем, кто их захватил. Тем не менее, согласно пункту 100, всех пленников необходимо было тотчас представить командующему, записать и допросить у генерал-аудитора и оставить под надзором у генерал-гевалдигера. «Полоненников, которым пощада обещана» никто не имел права ни убивать ни отпускать (п. 101) [1792]

. На практике это означало, что, как и раньше в XVII веке, во время походов по неприятельским землям большое количество селян захватывалось и уводилось в Россию, где они попадали в услужение новым хозяевам или перепродавались. Как при Алексее Михайловиче «полоняники иных земель» составляли значительную долю холопского сословия, так и при Петре Алексеевиче пленники продолжали попадать в личную зависимость под названием дворовых людей или служителей; по существовавшим тогда нормам их можно было продавать, наследовать и т. п. В социальной структуре российского общества рубежа веков это сословие было одним из самых многочисленных, причем в услужение к себе приобретали людей не только дворяне, но также купцы, посадские, чиновники, священнослужители и даже зажиточные крестьяне. Например, по переписи 1710 г. в одной из дворянских семей в Тобольске значились «купленыеж на Москве полонные люди из Нарвы чюхонской породы Яков Кузьмин 28 лет да из уезду чюхонскиеж породы Лаврентей Данилов 50 лет а служили де они в шведцких полках в салдатах»[1793]. В Санкт-Петербурге 1718 г. дворовые составляли немногим менее половины населения города, а из них 6 % были пленными иностранцами [1794]. Во время вторжения армии Карла XII на Украину шведы обнаружили там немало финнов и лифляндцев, уведенных ранее казаками[1795].