Осень ацтека

С зажжённым факелом я вошёл в маленькую комнату, где меня чуть не вывернуло от вони. Единственным предметом обстановки там являлся горшок аксиккалтин, содержимое которого страшно смердело. Потом в углу что-то зашевелилось, и с каменного пола поднялась Амейатль, — хотя не знай я, кто находится в заточении, мне едва ли удалось бы узнать в этой измождённой, одетой в вонючие лохмотья женщине со спутанными волосами, мертвенно-бледным лицом и впалыми щеками первую красавицу Ацтлана. Однако, когда узница заговорила, в голосе её зазвучала благородная твёрдость:

— Я благодарю всех богов за то, что ты пришёл, брат. Ибо все эти долгие месяцы я молилась...

— Тс-с, сестрёнка, — сказал я. — Прибереги силы, которые у тебя ещё остались. Мы поговорим позже. Позволь мне отвести тебя в твои покои и проследить за тем, чтобы о тебе позаботились — выкупали, накормили и дали отдохнуть. Потом нам предстоит многое обсудить.

В покоях Амейатль находились несколько служанок, иных я помнил ещё с прежних времён. Все они страшно нервничали и отводили глаза. Я быстро отпустил их, и мы с Амейатль подождали, пока Г’нда Ке вернулась с На Цыпочках, наряженной под стать принцессе. Видимо, с точки зрения женщины йаки, это была хорошая шутка.

— Пакапетль подошли всё новые наряды Г’нды Ке, за исключением сандалий. Нам пришлось поискать для неё другие, маленькие, — словоохотливо распространялась недавняя тюремщица. — В прежние времена бедной Г’нде Ке нередко приходилось ходить босой. И теперь она так полюбила роскошную обувь. И, несмотря на всего его немалые прегрешения и недостатки, Г’нда Ке благодарна Йайаку — потому что он потворствовал её любви к обуви. У Г’нды Ке теперь все кладовые битком набиты. Она может менять сандалии каждый...

— Прекрати свою трескотню, — отрезал я и обратился к На Цыпочках: — Видишь эту претерпевшую столько страданий госпожу? Это моя дорогая двоюродная сестра Амейатль. Поскольку никто в этом дворце не заслуживает доверия, я прошу тебя, Пакапетль, поухаживать за ней и проявить нежную заботу. Амейатль покажет тебе, где находится её парилка, где хранится её одежда, ну и всё прочее. Кухня внизу: принеси ей оттуда чего-нибудь питательного и чашку хорошего чоколатль. Ну а потом уложи её на постель из множества одеял, чтобы было помягче. Когда Амейатль заснёт, спустись ко мне вниз.

— Служить госпоже Амейатль для меня высокая честь, — отозвалась На Цыпочках.

Тут сама Амейатль наклонилась было, чтобы поцеловать меня в щёку, но, вспомнив, как скверно от неё пахнет, отшатнулась и ушла, сопровождаемая На Цыпочках. Я снова повернулся к Г’нде Ке.

— Мне уже пришлось убить двух часовых, охранявших дворец, но я склонен предположить, что и вся остальная челядь также служила самозванцу Йайаку охотно и без возражений.

— Верно. Были, правда, и другие, с презрением отказавшиеся прислуживать ему, но они давно покинули дворец и отправились искать счастья в других местах.

— В таком случае я поручаю тебе найти этих верных слуг и вернуть их сюда. А заодно и избавиться от всей нынешней свиты. У меня нет времени собственноручно убивать такое множество слуг, тем более что ты, будучи змеёй, наверняка знаешь яд, которым можно отравить их всех разом.

— Конечно знаю, — отозвалась она столь невозмутимо, словно я спросил её насчёт успокаивающего сиропа.

— Хорошо. Подожди, пока Амейатль не поест досыта, — бедняжка изголодалась в заточении, а потом, когда дворцовая челядь соберётся на вечернюю трапезу, позаботься о том, чтобы их атоли была как следует сдобрена твоим ядом. После того как все умрут, Пакапетль некоторое время будет вести хозяйство сама, пока мы не найдём новых надёжных слуг и рабов.

— Как велишь. Только скажи, какой смертью этим людям надлежит умереть: быстрой или медленной, лёгкой или мучительной?

— Мне всё равно, как они умрут. Главное, чтобы все были мертвы.

— Тогда Г’нда Ке предпочтёт проявить милосердие, ведь ей изначально присуща доброта. Она добавит в их пищу траву тлапатль, вкусившие которой перед кончиной впадают в безумие. До последнего вздоха они будут лицезреть чудесные цвета и дивные видения. Ну а сейчас, Тенамакстли, скажи Г’нде Ке: будет ли она сама тоже участвовать в этой последней, фатальной трапезе?

— Нет. У меня ещё найдётся для тебя применение, во всяком случае, пока Амейатль не восстановит силы и не возьмёт снова бразды правления. Не исключено, что тогда она захочет, чтобы я избавился от тебя, причём каким-нибудь не слишком милосердным способом. Таким, что потребуется приложить воображение.

— Не вини Г’нду Ке за плохое обращение с твоей двоюродной сестрой, — сказала женщина, следуя за мной к покоям правителя, ранее принадлежавшим Миксцину, а потом Йайаку. — Это её родной брат распорядился содержать свою сестру в нечеловеческих условиях, а Г’нде Ке просто приказали следить, чтобы дверь всегда была на засове. Даже Г’нда Ке не могла нарушить его повеление.

— Ты лжёшь, женщина! Ты лжёшь чаще и легче, чем меняешь свою драгоценную обувь.