— Ни он, и никто другой в Ацтлане не знал о судьбе Миксцина и Куиканицин. Мы уговорили Каурицина пойти с нами в горы поохотиться на медведя. На самом деле он, проявив мужество и умение, убил медведя копьём. Но мы, в свою очередь, убили Каури, а потом зубами и когтями мёртвого зверя растерзали его тело. Когда мы принесли труп соправителя и тушу убитого медведя домой, его вдова, твоя двоюродная сестра Амейатль, вряд ли могла опровергнуть наш рассказ о том, что в гибели её супруга повинен дикий зверь.
— А что потом? Вы, изменники, подло убили и её?
— Нет-нет, мой господин. Она жива, целую землю в этом. Но живёт в уединении и уже больше не правит Ацтланом.
— Почему? Ведь Амейатль должна была ожидать возвращения своего отца, занимая его место. Зачем было ей отрекаться?
— Кто знает, мой господин? Может быть, из глубокой скорби? Ведь так печально быть вдовой!
— Вздор, — отрезал я. — Да разверзнись перед Амейатцин глубины забвения Миктлана, она бы и тогда не отказалась от исполнения своего долга. Как вам удалось заставить её сделать это? Пыткой? Насилием? Чем?
— На это мог бы ответить тебе только сам Иайак. Именно он, один на один, и убедил её. А ты лишил его возможности говорить. Правда, одно я всё же могу тебе сказать с уверенностью, — заявил вдруг воин весьма надменно и отчётливо фыркнув. — Мой господин Йайакцин никогда бы не стал пятнать себя и насиловать какую-то там женщину или иным образом забавляться с её телом.
Это замечание разъярило меня больше, чем все враки его сообщников. Последовал третий удар обсидианового меча, рассёкший солдата пополам.
Единственный оставшийся в живых воин предусмотрительно отошёл за пределы досягаемости моего оружия, но при этом опасливо смотрел на более уже не дождливое, но по-прежнему зловещее хмурое небо.
— Хорошо, что тебе хватило ума не удариться в бегство, — сказал я ему. — Стрелы Тлалока разят на куда большем расстоянии, чем моя рука. Я пощажу тебя, во всяком случае до поры до времени. Но с определённой целью...
— С целью? — прохрипел он. — С какой целью, мой господин?
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне обо всём, что произошло в Ацтлане за все годы моего отсутствия.
— Аййо, всё до мельчайших подробностей, мой господин! — с готовностью откликнулся он. — Целую в этом землю. С чего мне начать?
— Я уже знаю, что Йайак завёл дружбу и вступил в тайный сговор с белыми людьми. Так что первым делом скажи, есть ли в нашем городе или в пределах наших владений какие-нибудь испанцы?
— Ни одного, владыка, ни в городе, ни на наших землях. Сами мы, Йайак и его личная стража, что правда то правда, частенько наведывались в Компостелью, однако никто из белых людей оттуда к нам на север не приходил. Испанский губернатор поклялся Йайаку, что тот сможет беспрепятственно править Ацтланом при условии, что будет пресекать любые попытки совершать набеги на его владения.
— Иными словами, — сказал я, — Йайак согласился сражаться против своих сородичей, исконных жителей Сего Мира, на стороне белых людей. И что, дело действительно доходило до кровопролития?
— Да, — ответил воин, стараясь принять при этом огорчённый вид. — Два или три раза Йайак собирал воинов, в личной преданности которых не сомневался, и они... в общем... отбивали охоту у той или иной горстки недовольных, которые двигались на юг, чтобы побеспокоить испанцев.
— Когда ты говоришь о преданных воинах, у меня создаётся впечатление, будто далеко не все воины и жители Ацтлана были в восторге от того, что Йайак стал их юй-текутли.
— Это так. Большинство ацтеков — да и мешикатль — предпочли бы, чтобы ими правили Амейатцин и её супруг. Они пришли в уныние, когда госпожу Амейатль лишили власти, а больше всего, конечно, обрадовались бы возвращению Миксцина. Его по-прежнему ждут, даже спустя все эти годы.
— А скажи, люди знают о предательском соглашении Йайака с испанским губернатором?
— Об этом известно лишь немногим. Даже старейшины из Изрекающего Совета пребывают в неведении. Посвящены во всё были лишь мы, личные телохранители Йайака, да те верные воины, о которых я говорил. И ещё его ближайший, самый доверенный советник, особа в наших краях новая. Но люди, хотя и неохотно, смирились с тем, что Йайак стал юй-текутли, во многом благодаря его заявлению, что он и только он может предотвратить вторжение белых людей. И он ведь действительно это сделал. Ни один житель Ацтлана до сих пор не видел испанца. Или лошадь, — добавил воин, бросив взгляд на мою.
— Однако никто при этом не подозревал, — парировал я, — что на самом деле Йайак не позволял тревожить испанцев, давая тем время без помех накопить силы и подготовиться к вторжению, которое уже нельзя будет отразить. И которое они непременно совершат. Но постой — ты говорил о некоем человеке, что даёт советы Йайаку. Кто же это такой?
— Мой господин, я сказал «особа», имея в виду, что это женщина.
— Женщина? Но твой покойный товарищ только что дал ясно понять, что Йайак не хотел иметь с ними никаких дел. Женщины были ему абсолютно не нужны.