Осень ацтека

Толкаясь среди горожан на рынке, я осваивал местный разговорный язык, обогащая словарный запас и таким образом приближая свой устаревший науатль к говору современного Мехико. Кроме того, я старался расширить круг знакомств за счёт чужеземцев, почтека, владельцев караванов, доставлявших издалека с юга различные товары, и мускулистых носильщиков тамемиме, на чьих крепких спинах переносились эти товары. С их помощью мне удалось познакомиться с несколькими южными наречиями: языком миштеков, именовавших себя народом Земли; сапотеков, звавшихся народом Туч; и даже в некоторой степени с языками, на которых говорят в землях чиапа и в Куаутемалане.

Ну а в странноприимном доме я, как уже упоминалось, проводил ночи в обществе выходцев с севера. Чичимеки в большинстве своём говорили на таком же, как я, устаревшем, но понятном науатль, но вот, общаясь с отоми, пуремпеча и так называемыми быстроногими, я приобретал полезные навыки разговора на их языках — отомитском, поре и рарамури.

Прежде, у себя на родине, мне почти не доводилось сталкиваться с представителями иных племён, так что я и не догадывался, что обладаю изрядными способностями к изучению иноземных языков. Однако теперь эти способности стали очевидными: похоже, я унаследовал их от отца, который, в свою очередь, приобрёл и развил эту склонность во время странствий по Сему Миру. Должен, однако, заметить, что языки наших народов, при всех их различиях и при том, что некоторые, как я полагаю, довольно трудны для произношения, вс` же не настолько отличаются один от другого, как все они от испанского. Соответственно, любое из местных наречий давалось мне легче и требовало гораздо меньше времени на освоение, чем говор белых людей.

Помимо знакомства с северными языками в странноприимном доме у меня имелась ещё и возможность вести по ночам беседы с коренным жителем города Почотлем. Правда, бывший золотых дел мастер, похоже, вознамерился провести остаток дней, пользуясь щедротами братьев Сан-Хосе, а часть наших разговоров сводилась к тому, что я, подавляя зевки, выслушивал его жалобы на не ценящих искусство испанцев да сетования по поводу горестного удела-тонали, определённого ему богами. Но порой я весь превращался во внимание, ибо Почотль знал и мог рассказать немало по-настоящему интересного.

Например, Почотль первым поведал мне о чинах и званиях завоевателей и о самом порядке управления провинцией Новая Испания.

— Вообще-то, — сказал он, — самым главным у испанцев является некий человек по имени Карлос, живущий где-то за морем, в краю, именуемом ими Старым Светом. Сами они этого Карлоса называют по-разному — то «королём», то «императором», а то, имея в виду его же, почему-то говорят «двор» или «корона». Но, как его ни назови, ясно, что это высший правитель вроде Чтимого Глашатая, который раньше управлял нами, мешикатль. Много лет тому назад этот король посадил на корабли множество воинов и послал их в плавание, чтобы они завоевали и заселили большой остров, называемый Куба. Он находится в Восточном море, где-то за горизонтом.

— Я слышал об этом острове, — сказал я. — Теперь его населяют ублюдки разных цветов кожи.

— Что? — Мой собеседник недоумённо заморгал.

— Не обращай внимания. Продолжай, пожалуйста, куатль Почотль.

— Именно оттуда, с Кубы, лет примерно двенадцать или тринадцать назад к нам и явился, с намерением завоевать наши земли, посланец этого Карлоса, капитан-генерал Кортес. Кортес, естественно, ожидал, что король сделает его правителем и владыкой всех покорённых им земель. Нынче, однако, ни для кого не секрет, что такого рода честолюбивые замыслы породили зависть и неприязнь как у множества сановников в Испании, так и у некоторых из его собственных командиров. Эти люди сделали всё для того, чтобы король ограничил аппетиты завоевателя. Так что теперь Кортес обладает лишь пышным, но пустым титулом маркиза дель Валье, то есть Долины. Имеется в виду эта самая долина Мешико, где мы и находимся. Однако реальная власть принадлежит не ему, а нескольким людям, составляющим так называемую Аудиенцию. Насколько я понимаю, это что-то вроде Изрекающего Совета, какой был у нас при старых правителях. Возмущённый таким решением, Кортес удалился на юг, в своё имение Куаунауак...

— Насколько понимаю, — прервал я рассказчика, — это место уже не называется Куаунауак. — Испанцы именуют его иначе.

— Ну, в общем, и да и нет. Наше название Куаунауак, Окружённый Лесом, испанцы произносят как «Куэрнавака», что просто нелепо. На их языке это означает «Рог Коровы». Короче говоря, теперь Кортес сидит в своём имении и, обиженный на всех, просто раздувается от злости. Правда, я лично не понимаю, чего ему не хватает. Огромные стада овец, плантации сахарного тростника и дань, которую Кортес собирает со множества племён, делают его самым богатым человеком в Новой Испании. А может быть, и во всех испанских владениях.