— Ну вот, — сказал я, — ты сама произнесла это вслух. Оме-Ихикатль никогда даже не увидит тебя, Ситлали, никогда не узнает, как выглядит его собственная мать, никогда не женится и не подарит тебе внуков, не сможет стать тебе опорой в старости. Ты ещё молода, красива, искусна в своём ремесле и имеешь славный характер, но при всех этих достоинствах тебе вряд ли удастся найти себе другого мужа с таким тяжким приданым. Между тем...
— Пожалуйста, Тенамакстли, не надо, — тихонько попросила она. — Во сне я уже сталкивалась с этими препятствиями, со всеми по очереди. И ты прав: они страшны и почти непреодолимы. И тем не менее маленький Ихикатль — это всё, что осталось у меня от Нецтлина и нашей с ним жизни. Это немногое я хочу сохранить.
— Ну хорошо, — сказал я. — Если уж ты так упорствуешь в своём безрассудстве, то я обязательно буду помогать тебе. Учитывая все трудности, тебе не обойтись без друга и союзника.
Ситлали воззрилась на меня в неверии:
— Ты хочешь сказать, что готов взвалить на себя это двойное бремя? Заботу о нас обоих?
— На то время, пока смогу, Ситлали. Заметь, я не говорю о браке или постоянных отношениях. Настанет час, когда мне придётся заняться другими делами.
— Ты имеешь в виду тот свой план, о котором говорил? Изгнать белых людей из Сего Мира?
— Да, тот самый план. Но это дело будущего, а сейчас я говорю о ближайших намерениях. А они состоят в том, чтобы уйти из приюта и поселиться в другом месте. Если ты не против, я буду жить здесь, у тебя, и вложу свои сбережения в твоё хозяйство. Полагаю, что уроки испанского языка мне больше не понадобятся, а уж наставления в христианской вере не понадобятся точно. Работу с нотариусом собора я продолжу, чтобы сохранить жалованье, а в свободное время смогу занять место Нецтлина на рынке. Я вижу, у тебя имеется запас корзин на продажу, а когда твои силы восстановятся, ты сможешь плести новые. Тебе не будет необходимости покидать Ихикатля. Ну а вечерами ты сможешь помогать мне в опытах по изготовлению пороха.
— Это великодушное предложение, Тенамакстли, — промолвила женщина. — На лучшее я не могла бы и надеяться. — Вид у неё, однако, был слегка встревоженный.
— Ситлали, ты была добра ко мне с первой нашей встречи. И ты, так или иначе, уже помогаешь мне в этой затее с порохом. Есть ли у тебя возражения против моего предложения?
— Только одно — у меня нет намерения выходить замуж. Или становиться чьей-то любовницей. Даже ради того, чтобы выжить.
В ответ я произнёс довольно натянуто:
— Я вроде бы ничего подобного не предлагал. И никак не ожидал, что ты истолкуешь мои слова таким образом.
— Прости, дорогой друг. — Она протянула руку и взяла мою ладонь в свою. — Я уверена, что мы с тобой могли бы легко стать... и я знаю, что измельчённый в порошок корень предохраняет против... но даже он не всегда действует... Аййа, Тенамакстли. Я хочу сказать: вовсе не исключено, что мне захочется быть с тобой... но допустимо ли рисковать рождением ещё одного несчастного урода?
— Я понимаю тебя, Ситлали, и обещаю, что мы будем жить вместе целомудренно — как брат и сестра, как холостяк и старая дева.
Именно так мы с ней и жили довольно долгое время, на протяжении которого произошло множество событий, о чём я и постараюсь поведать в должной последовательности.
В тот первый день я забрал свои пожитки, включая хлюпающий горшок, из приюта Сан-Хосе, чтобы более туда не возвращаться. Также я забрал оттуда мастера Почотля, какового отвёл в собор и в самых лестных выражениях отрекомендовал нотариусу Алонсо как несравненного ювелира, более прочих способного украсить храм необходимой священной утварью. Прежде чем Алонсо, в свою очередь, повёл ювелира представить клирикам, которые будут давать ему наставления и следить за выполнением заказов, я сообщил Почотлю, где отныне буду жить, а потом вполголоса добавил:
— Разумеется, мы будем встречаться с тобой в соборе, и я буду с интересом следить за твоими успехами. Однако надеюсь, что ты найдёшь способ извещать меня, в моём новом жилище, о своих успехах на ином поприще.
— Обязательно, будь уверен. Если здесь у меня всё сложится хорошо, я буду в неоплатном долгу перед тобой, куатль Тенамакстли.
В ту же самую ночь я предпринял первую попытку изготовить порох. К счастью, все перемещения горшка не привели к растворению осевших (как и говорила Ситлали) на дне его белых кристаллов. Я осторожно извлёк их из кситли, положил сушиться на кусочек бумаги, а потом, просто ради опыта, поставил горшок с оставшейся мочой на огонь и стал её кипятить. Вонь пошла такая, что Ситлали в притворном ужасе воскликнула, что напрасно позволила мне принести эту гадость в дом. Однако моя попытка оказалась отнюдь не напрасной: когда вся кситли выпарилась, на дне осталось немало крохотных кристаллов.