— Молодец наш президент, Павла Лазеренко отпустил в Америку, — сказал Лимон.
— Да, — добавила секретарь Марта Иосифовна, — Лазаренко отправил в Америку пятьсот двадцать миллионов долларов, почему бы ему там не жить? У него там дом в сорок пять комнат, а наши учителя месяцами зарплату не получают.
— Марта Иосифовна, вы всегда говорите то, что думаете, вернее, у вас, что на уме, то и на языке, а это не всегда поощряется, позвольте вам заметить это.
— Простите, уважаемый Лорикэрик Семенович, — покраснела Марта Иосифовна.
— Не в домах счастье, — многозначительно заметила знатная гостя. — Я тоже дом построила. В нем восемнадцать комнат. Ну и что? я как была Дурнишак, так и осталась ею. Гордости, зазнайства, у меня сроду не было. Я без всяких ужимок сюда приехала, хотя, прямо скажем, дорога у вас не из лучших в районе. Я думаю, мы эту проблему с Дмитрием Алексеевичем решим. Мы выделим вам средства на ремонт дороги.
— А что толку? — не выдержала Марта Иосифовна. — Материал привозят под вечер, а под утро его как ветром сдуло. Надо с хищениями борьбу вести. Надо было этого Павла Лазеренко дома судить, а не в Америке прятать.
— Марта Иосифовна! еще одно замечание и я вас выведу из состава членов президиума праздника. Впрочем, спуститесь вниз и посмотрите, не разбежались ли эти овцы.
— Строптивая у вас секретарь, — заметила Дурнишак и немного нахмурилась.
— Таких людей необходимо менять, — добавила Зина.
— Я бы давно это сделал, — признался Лимон, — но она жена моего брата. Родного брата, а брат…, говорить не хочется. За чуб может схватить, все село смечяться станет: два самых знаменитых человека села подрались. Раньше, при советской власти, родственников не разрешалось брать на работу, а теперь — свобода. Так-то. Но, давайте спустимся и начнем торжественную часть.
Тут вернулась Марта Иосифовна и сообщила, что массы скорбят и выражают беспокойство, что правая рука президента Раховщины, госпожа Дурнишак, видать, на что-то обиделась и покинула их. В зале господствует спор, который в любую минуту может перейти врукопашную. Одни утверждают, что Лорикэрик Семенович этого не допустит, а другие, наоборот, безосновательно заявляют: он сам ее увел в неизвестном направлении.
— Я убедительно прошу вас: немедленно занять места в президиуме. Там и свет загорелся, электрик только что починил. Даже микрофон установлен. Бабушки смотрят на этот микрофон и спрашивают, почему он молчит и при этом слезы вытирают, — Марта Иосифовна так разволновалась, что сама чуть не заплакала.
— Дорогая, мы уже собираемся, — сообщила Дурнишак. — Вот видите, я открываю дверь.
— Нет, позвольте мне, — сказал Лимон, хватаясь за ручку двери, на которой уже была рука Дурнишак.
— Шалун, — радостно пропищала Дурнишак.
59
Зал встретил выдающихся людей села и района вставанием, рукоплесканием, воплями радости и выпусканием надутых шариков, которые, ударяясь об острые предметы, лопались и производили выстрелы.
— Да здравствует выдающийся сын Раховщины Дискалюко-суко! — кричал пьяный сельский депутат Бычок, специально подготовленный к выражению бурной радости.
— Да здравствует представитель президента Раховщины госпожа Дурнишак Агафья Димитриевна! Ура! Ура! — завопила заведующая пивным баром села, кандидат в депутаты Пустоговорилко.
— К микрофону госпожу Дурнишак! Пущай работает!
— Лорикэрик первый пусть говорит — отец наш, а ты закрой свое рыло! — крикнул молодой Грядиль, да так громко, что весь зал оцепенел от страха.
После короткой немой паузы, зал поддержал последнего оратора и на трибуну вынужден был взойти Лорикэрик.
— Что ж, раз народ требует, то я здесь, я — ваш слуга. — Он развернул папку со своим массивным докладом и, как в старые коммунистические времена, приступил к чтению текста.
Через десять минут в зале воцарилась мертвая тишина, нарушаемая легким сопением, а депутат Бычок одарил всех громким храпом. Дурнишак не выдержала такой идиллии и подошла к оратору вплотную.
— Переходите на устное изложение доклада, — шепнула она Лимону.
— А если я допущу ошибку, вы об этом не доложите Дмитрию Алексеевич?
— Можете быть спокойны.
— Я бы хотел говорить спокойно, да не получается: волнуюсь. Но… попробую. Значит так, граждане села! Эй, проснитесь! Идем перемерять земельные участки.
— Идем! — воскликнул зал, и раздались аплодисменты.