— Ой, не говорите мне, а то и я плохо буду спать, я слишком впечатлительна и тоже могу заболеть заботой о трудящихся, а опыт показывает, что на Бога надейся, а сам не плошай. Позвольте мне удалиться для подготовки к завтрашнему мероприятию.
— Иди, дорогая.
— А, может, помочь чего, а?
— Да нет, спасибо, иди.
— Ах, у вас пыль на зеркале в прихожей. Пожалуйте тряпку.
— Я сама вытру, иди, — ласково сказала Дурнишак.
— Да нет уж, извольте удовлетворить мое желание. Накануне такого ответственного мероприятия… а, у вас трещина в потолке, в самом углу. Кто делал евроремонт? На исполком его! В ближайший четверг и никакого сентиментализма. Позвольте мне заняться этим вопросом.
— Зина, иди, готовь текст выступления.
— Он у меня уже готов.
— Разве?
— То, о чем я собираюсь говорить перед трудящимися, я хорошо знаю. Разбуди меня в двенадцать ночи, — расскажу, как «Отче наш».
— О чем же ты собираешься говорить?
— О вас, госпожа Дурнишак. О вашей скромности, доброте, отзывчивости. Вы печетесь о народе, днем и ночью, а после полуночи, ходите по пустым комнатам с фонариком в руках, в тоненьком халатике, застегнутом на одну пуговицу. О том, как вы думаете, чтобы такое сделать для своих дорогих граждан. Ну, разве я не права? Это ведь истина. Всяк человек, кто в одиночестве коротает свою жизнь, думает обо всем человечестве, потому что не о ком больше думать.
— Зина, не так подробно. Я свою биографию рассказывала, когда меня избирали депутатом.
— Но это было давно. Люди просто забыли, а потом выросло новое поколение, которому не на кого равняться. Впрочем, зря я вам выдала свой секрет. Короче, до завтра.
57
Сколько ни пытались дорожники сделать нормальную дорогу на Апшицу, ничего не получалось: и щебень сыпали в воронки, полные воды и асфальтировали заснеженное полотно дороги, и песок, смешанный пополам с глиной рассыпали по дорожному полотну, а дорога, как была лет двести тому, так и оставалась. Никакая иномарка, кроме джипа и лесовоза, ни за что не проедет.
При советской власти даже гравий привозили, насыпали небольшие горки по обочинам, но эти горки за ночь испарялись. Похоже, что местные жители этот гравий в авоськах растаскивали. Словом, при советской власти дорожники, по крайней мере, дважды в году, отчитывались, что дорога с твердым покрытием находится в удовлетворительном состоянии. А вот, почему дорога становилась мягкой и после нескольких рейсов грузовика, на ней появлялись воронки, в которых цвела вода, никого не интересовало.
Абия Дурнишак раньше никогда не была в Апшице и ей очень повезло, что, обожаемый ею Дискалюк, выделил ей машину «Нива» с ведущими четырьмя колесами и очень высоким дорожным просветом. Абия Дмитриевна сидела рядом с шофером, и ее не так подбрасывало, как Зину, голова которой все время стучала в потолок, поскольку она сидела на заднем сиденье.
— Ох, езус Мария! Ой, мама! Что ж ты, Василек, так жмешь на
— Ничего не будет, — ответил шофер через плечо, — Абия Дмитриевна из теста, что ли сделана? Али она есть глиняный горшок?
— Да какой горшок, она крпекая как мешок цемента, но даже цемент не выдержит. Абия Димитриевна есть нежная женщина, я бы сказала нежное сучество, а ты гонишь, будто корова рядом сидит. Эх ты, Василек−мусилек.
Наконец, граница села. Воронки стали чаще, глубже и машина пошла на первой скорости. Здесь по обеим сторонам дороги стояли дети, мальчики и девочки с цветами в руках.
— Притормози, — приказала Дурнишак. — Вы, детки, кого встречаете? Да какие вы все красивые. Вы все живете в этом селе?
— Какая-то кривая бабушка из Рахова должна приехать! — сказал мальчик, вытягиваясь в струнку.
— А она кто такая, как ее зовут?
— Дрянишак, — ответил мальчик.
— Дурнишак, Дур — ни — шак! Это я и есть. А разве я похожа на бабушку, да еще кривую? Гляди, а то я обижусь и поверну обратно.
— Да может ноги прямые, а вот нос кривой и пальцы на руках крючковаты. Выйдите из машины, станьте по стойке смирно, мы посмотрим, — тарарторил говорливый мальчишка.
Абия Дмитриевна вышла из машины, поправила шляпку на голове и приблизилась к мальчику на очень близкое расстояние.
— Ура — а — а! Отр — я — ад! В колону по четыре, становись! Запевай! — скомандовала завуч школы.
Ребятки выстроились полукругом, взялись за руки, как пионеры вокруг костра и под скрипку, на которой играла девочка, запели:
Дурнишак захлопала в ладоши, а Зина в открытую дверь крикнула «ура».