Осиное гнездо

— Это невозможно, — категорически заявил Лимон и почесал затылок. — Этот земельный участок занят, я тебе уже говорил об этом.

— Ну, хоть временный шалаш разрешите построить… такой, на летний период, всего лишь. А зимой я, так и быть, буду на полу спать, рядом с папиной кроватью.

— Ты в армии служил?

— Да, а что?

— Жаль, а то я бы тебя отправил, куда подальше. А теперь иди, крути хвост своей лошади.

— Спасибо.

Они разошлись, так и ничего не решив. Лимон был недоволен только одним: ему не удалось убедить Ткаченко в том, что следует отказаться от строительства домика на том земельном участке, который ему предоставлен быть не может и согласиться строить на пустыре.

— Что можно сделать с этим шалопаем? — спросил он у землемера.

— Ничего с им сделать нельзя. Эта семья — полные пролетарии, наследие пролетарского прошлого.

— Коммунистического.

— Да. Такие люди как они всю жизнь трудились в колхозе, ничего своего не имели, даже кошки в доме не было, а чтобы как-то прожить, воровали все, что только могли. Если их ловили с поличным и грозили, каким-то наказанием, они, не стесняясь, отвечали: а нам, татарам, все равно. Воровство не ограничивалось только масштабами пропитания. Воровали зерно и отдавали ворованное за бутылку. А теперь, хоть режим и поменялся, но психология-то осталась.

— Я все равно не смогу оставить этот участок. И дело даже не в участке, как таковом. Дело совсем в другом. Стоит уступить только однажды, хотя бы этому Ивану, как всем придется уступать. Так и на шею сядут, кулаком по столу начнут стучать в моем кабинете. — Лимон все более горячился, часто останавливался, размахивал руками, сжимал кулачки, сердито сплевывал. Землемер знал его повадки. Молчать дольше нельзя было, иначе председатель мог пройтись и по его адресу. А за ним самим грешки водились и немалые. Он мог уйти в запой на целую неделю, а спасало его только то, что он многое знал, ни с кем не делился тем, что знал.

— Тут, значит, такое дело… весьма щепетильное. Но знайте, на меня всегда можно опереться. Я ваш верный слуга и всегда, в любую минуту приду на помощь.

— В этом вопросе ты, что мог бы сделать? Не пойдешь же ты его убивать, правда?

— Я, Лорикэрик Семенович убивать никого не собираюсь. А, давайте, зайдем… пивка попьем. Только по бокальчику, не более того. А там обсудим ситуацию.

Оба зашли в пивную. Лимон страшно не любил здесь находиться, а вот его землемер просто повеселел. Он шепнул на ухо женщине, и та сразу принесла бутылку водки и скромную закуску.

— Я — пас, — сказал Лимон.

— Только компанию поддержать. Я тоже много не буду, вот увидите.

Но бокалы он наполнил до верха, так что в бутылке осталось на донышке.

— Ну, за наше мероприятие, — сказал землемер и опрокинул бокал. — Я вот, что думаю: ежели этот Ткаченко начнет строить жилище на этом, вашем участке, то я ему петуха запущу. Только пепел останется от его жилища, вот увидите. Еще бы стаканчик, только я не знаю, как вы к этому относитесь.

— Я отношусь отрицательно, ты сам знаешь. Но ради такого дела, возьми мой стакан. Выпьешь и иди домой, отдыхай.

— Да что вы, Лорикэрик, дорогой? Да я буду работать за двоих, вот вы увидите. Эй, Глаша, да где ты пропадаешь — откупоривай еще одну.

Глаша улыбнулась, она уже знала, чем это кончится, и не торопилась с новой бутылкой.

— Задолжал ты много, Юрий Васильевич. Задолжал. Не могу, уж извини, дорогой. Я думаю тебе в самый раз. А переберешь — плохо тебе будет. Правду я говорю, Лорикэрик Семенович?

— Конечно правду. Я вот пойду, жене позвоню, — сказал Лимон вставая.

— А нам, татарам, все равно, — опуская пьяные глаза, сказал землемер.

5

Всякий раз, когда Лорикэрик собирался на свидание со своим шефом, главой района, в его доме царил хаос и неразбериха. Ольга Васильевна металась, как угорелая. Она отбирала лучшие куски молодой телятины, проветренной и остывшей, убирала кровяные подтеки, заворачивала в марлю, а затем перевязывала тесемочками. О том, чтобы поспеть к первому уроку в школу, где она работала, не могло быть и речи. А в это время весь третий класс, где она преподавала, носился по коридорам школы, мешая проводить занятия другим преподавателям. Директор смотрел на все это сквозь пальцы. Все знали, что Ольга Васильевна жена не какого-нибудь бывшего колхозного тракториста или простого лесоруба, а самого председателя сельского совета, к которому все учителя часто заходят со всевозможными житейскими проблемами и личными просьбами.

Когда Ольга Васильевна управлялась с важным поручением знаменитого на все село мужа, она выносила, обычно задние ножки молодого теленка, на крыльцо, а муж взваливал на плечи, тащил к машине и прятал в багажник. Потом Ольга Васильевна доставала ключ, шла открывать ворота, за которыми толпились старухи с авоськами. В авоськах громоздились литровые банки со сметаной, домашней полу копченой колбасой, а также, в отдельных упаковках кусочки торта, печенье и прочее добро домашнего экологически чистого изготовления.