— Что я хочу? а что я могу хотеть? я хочу одного: чтоб вы, наш дорогой шеф здравствовали, чтоб у вас усегда настроение было самым хорошим, потому как ваше настроение это есть наше настроение, ваш покой есть наш покой. Мы почти срослися усе тутечки, И это было бы на сто процентов, если бы разные отделы Белого дома так не враждовали между собой, не доносили друг на друга. Поломайте, дорогой наш президент. Мужики даже дерутся, в кулачные бои вступают друг с другом, а бабы их подзуживают, и потирают руки от удовольствия. Вот и у меня тут заявление на земельный отдел. Они все гребут под себя, понимаете вы меня, под себя.
— Я уже устал от ваших дрязг. И от шептуньи устал. Голова от вас всех болит.
— Правду сказывают: у нас настоящее Осиное гнездо, Дмитрий Алексеевич. Но все мы лишь одним озабоченны.
— Чем?
— Чтоб вы были в добром здравии, потому как вы для нас — все! Каб не вы, мы все занимались бы одним и тем же.
— Чем?
— Писали бы жалобы президенту. Друг на друга.
— Давайте ваш донос сюда.
Абия передала целый трактат на десяти страницах.
— Вот тут все и описано, — сказала она.
Но Дмитрий Алексеевич изорвал ее докладную на мелкие кусочки и выбросил в мусорную корзину.
— Что вы натворили, солнышко красное? да я же целую неделю трудилась над этим трахтатом.
— Вы не на именинах, Абия Дмитриевна, говорите конкретно, кто, чем занимается!
— Если говорить конкретно, то мы, значит, с самого утра причесываемся, прихорашиваемся, улыбаемся перед зеркалами, коих у нас полно у тувалетах, благодаря вашей неустанной заботе об укреплении быта, санитарного, так сказать требования, шоб чистота была в колидорах и тувалетах…
— Мавзолей! — кликнул Дискалюк. — Убери эту длинную балаболку, я не могу сосредоточиться на важных государственных вопросах. И заходите все, все!
— Благодарствуем, — произнес Мавзолей. — Ну-кось, посторонись, Абия Дундушак. Дай дорогу молодому поколению.
Все зашли за Мавзолеем следом, и расселись без приглашения за длинный стол.
— Я вот что вам скажу, помощники мои дорогие и коллеги в общей борьбе за благо народа. Работать надо! Работать! и еще раз работать. Прекратите эту грызню между собой.
— Работать! — повторил Мавзолей.
— Работать! — добавил Дундуков.
— Работать, работать, работать, — не отставала Дурнишак и захлопала в ладоши.
— Среди сотрудников нашей администрации есть еще и такие… кто может заложить за воротник и доводит себя до такого состояния, что просто стыдно.
— Стыдно, стыдно! — поддержала Дурнишак.
— Учитывая современную обстановку, в условиях, когда империалисты, простите, законодатели других стран, в том числе США, пытаются диктовать нам свою волю, дают указания, какие законы мы должны принимать, от каких отказаться, что нового ввести в нашу жизнь, — учитывая все это, мы должны примириться друг с другом, сплотиться вокруг… меня. Это позволило бы снять с нашего «Белого дома» неблагозвучное название «Осиное гнездо». Может быть, и я готов пойти на это, нам организовать поход, устроить пикник на природе, пригласить коллективы художественной самодеятельности, а то и батюшку, чтоб прочитал молитву, — вышел с предложением Дискалюк.
— Ура! — закричала Дурнишак.
— Все это делается без учета нашего характера, без учета специфических условий и национальной черты нашего великого народа, — произнес Ганич. — Дадим всем достойный отпор.
— Загоним всех за Можай! — призвал Мавзолей.
— Некоторые наши сотрудники излишне много закладывают за воротник, чем ослабляют нашу национальную экономику и способствуют, тем самым, нашей зависимости от других. А мы должны быть независимы.
— Полностью и окончательно! — произнес Дундуков.
— Ближе к делу, товарищи коммунисты, простите, господа, — поправилась Дурнишак. — Я за пикник. Это укрепит и сплотит наши ряды в борьбе за экономическое процветание нашего свободолюбивого народа.
— Даешь пикник! — поддержал Мавзолей. — И да воцарится мир между нами на этом пикнике.
— Воскресение наш день, — предложил Дундуков.
— Я согласен, — сказал Дискалюк. — На этом краткое совещание считаю закрытым.
12
Все встали, а Дурнишак замешкалась. Она достала маленькое зеркальце из дамской сумочки и любовалась накрашенными немного сморщенными губами и при этом не то причитала, не то напевала мелодию партийного гимна.
— Абия Дмитриевна…
— Я сейчас. Вы Димитрий Алексеевич в последнее время совсем стали игнорировать меня. Даже ночью я просыпаюсь и думаю: может, я не так работаю, не так одеваюсь и все не так делаю. Ежели я обшибаюсь — поправьте меня для успокоения моей души. Я могу, так известись, что стану как щепка, тоненькая, от ветра шатающаяся. Тут эти иностранцы шастают с фитоаппаратами, как запеленгуют меня… на весь свет опозорят нашу администрацию и вас коснуться, скажут: Дискалюк содержит Освенцим. Видите, как я исхудала, работая под вашим началом, а почему? Да потому…
— Что вы хотите сказать, Абия Дмитриевна.
— Ой, забыла совсем…, а декольте мне можно увеличить?
— Вы можете на пикник явиться в купальном костюме.
— В мини — бикини?
— Вот именно.
— Если бы вы мне поручили подготовить пикник, я была бы счастлива, а вы довольны.