Осколки тени и света (СИ)

Вечно-не-мертвые, объявившие Дейм своей территорией, любили эксперименты. Особенно вечный Эйш. Ине что угодно на доску бы поставил, что именно эта не-мертваяличина с алмазными когтями мор создала. От Тен-Морнов в итоге остался только он, Ине, и бабка. Отца забрали вечные. И они с матерью в степь сбежали через гиблую пустошь. Мать рожала прямо там, в пустоши. Тяжело. Крови много потеряла. Слаба была, нести было некому, пока могла — шла. Не дошла.

Он родился в день черного солнца, когда вечные некрархи призывали тьму. Бабка рассказывала, что почувствовала, как мир дрогнул, когда Хранящая отозвалась. Мир дрогнул, а у матери воды отошли. Такая вот несуразица.

Имя ему тоже дали несуразное. Перевернутое. Инне’кайт.

— Это потому, что ты ногами вперед родился, а не головой, как приличные младенцы, — объясняла бабка, — потому слова местами переставили.

Видимо, она и переставила. Должно было быть Кайтинн, кайт’инне— тот, кто не один, в том смысле, что другие такие же есть, а вышла чушь какая-то. Не то крайний, не то лишний, но и не один тоже.

Ине никогда один не был, потому что он таким родился. Почти как оборотень, только немного иначе. И таких больше не было. Тен-Морны — последние, в ком еще оставалась первая кровь. Вот Ине как последний мужчина рода за всех и встрял. За всех Тен-Морнов, кто жил до него. Вся их память была теперь памятью Ине помимо его собственной.

— Лучше б ты девкой был, — приговаривала бабка, заставляя его пить всякую бурду, чтоб другая бурда не снилась и не виделась. А еще учила, как варить бурду, чтоб не спать, и сколько всю эту бурду можно пить, чтоб крышкой не хлопнуть. Бабка была спец по бурде и терпеть не могла грязи.

Когда рядом с пустошью жить стало совсем невозможно, они всей деревней откочевали к подножию хребта, к границе, где их драконы и отловили. Ему тогда было лет десять или больше. Ине всегда путался, потому что бывало, что ему то десять, то пятьдесят, то несколько сотен, смотря кто в него во время сна влезет.

Поселок в горах оказался приличный, их никто не трогал с полгода, а потом началось. Драконы делали примерно то же, что и вечные, кровь брали, уводили тех, кто помоложе. Когда принялись за детей, бабка, как только ночь настала, изрисовала его очередной дрянью, которую в подвале варила, сунула в руки рюкзак и Нарвелнсаэ, «медную цаплю», так на Истинной речи звалась дубинка, отвела сараями к ограде и выпнула прочь в лаз едва не пинком. Ине до сих пор не представлял, как она сподобилась такое провернуть и никто не узнал.

— Оружие — последний аргумент. Достать проще, чем обратно положить, — напутствовала она и велела бежать из приграничья и не возвращаться, иначе пришибет.

Так Ине остался только сам с собой. Если дубинки не считать. И предков. Это тоже была несуразица: быть, когда таких, как ты, нет.

После побега бродяжил, иногда работал за еду, чаще воровал — не очень-то кто-то хотел с малолеткой связываться и работать брать. Затем к ловцам прибился. На самом деле пролез, чтоб стянуть что-нибудь, но его поймали.

Один из некромантов, Север Холин, которого иначе как Мрак в лагере не звали, стал учить азам. Многое Ине и так знал, он же темный, это его второй дар. Самым сложным оказалось скрывать первый — свою суть, когда кругом случилось столько чужих. Младенцем бабка зельями поила, чтоб он себя не слышал, а как подрос и начал немного соображать, перестала. Нужно было привыкать не «соскальзывать» во тьму, учиться не пересекать грань, оставаясь на пороге, между, тенью среди теней. Из учителей у Ине была только заемная память и бабка, которая из оставшихся даэмейн, коренных жителей Дейма, единственная помнила Истинную речь [1]. Этого хватило.

Грань пришлось пересечь, когда определяли уровень дара. Регистрирующий темный пришел в восторг и вписал в примечании — стабильная некроформа. В Академию приняли без вступительных. «Инд. обуч., темн., м. — некр., магистр, вне кат. С. М. Холин» в графе базовое магическое образование тоже поспособствовало, вместе с внушительной стипендией от новосозданного специального фонда поддержки юных дарований.

Холина Ине сначала люто ненавидел, а потом понял, что так же люто уважает. Сразу после того, как они случайно встряли с драконом на самой границе с Деймом. Ине всю дорогу психовал, потому что оказался так близко к месту, из которого бежал, сверкая пятками, а тут еще и не-мертвый дракон.

От туши остался почти один костяк, выпирающий из земли хребтом, и этот хребет ерзал. Темный всплеск и не такое может.

Скелет ворочался, Холин любовался и думал. Долго. Минут пять. Потом сказал, что только на крови работать, а силой — точечно, по-другому не ляжет. Будто играючи «подцепил» восставшего и пошел вокруг него. Ритуальный нож у Холина был страшный, с клинком в форме полумесяца. Таким только вены вскрывать. Мрак так и сделал. С левой руки текло, а правой он оставлял на земле цепочку тлеющих колючих синих рун. Ине шел следом и удивлялся, сколько в человеке бывает крови и сил.

— Почему неперейдешь? — спросил он.