Осколки тени и света (СИ)

— У иной формы нет крови в том виде, в котором она нужна, Кайт, — ответил некромант, к моменту вопроса белый, как ползущая вверх луна. Было еще светло, а она выперлась.

— Тогда возьми у меня, — неожиданно для себя предложил Ине, поддавшись порыву. Ему тяжело было держаться и не соскальзывать во тьму так же, как и Холину — кровь пахла слишком сладко.

— Хорошо, — сказал мастер-некромант и обжег провалами глаз в цвет силы: вместо белков и зрачков — бездный мрак и острые синие звезды, осколки, сколы и лезвия. — Возьму, потом. А ты учиться пойдешь, Кайт. Как положено, в старшую школу и в Академию. Я помогу. Но и только, потому как не нянька, а некромант, поднимаю трупы, упокаиваю трупы. Драконов, сиганувших за грань и сохранивших при этом боевую форму, еще не приходилось, но все бывает в первый раз.

Мрак Холин всегда звал его Кайт, что без стоящего не на своем месте отрицания значило «один, единственный в своем роде». Ине сам себя так никогда не звал. Предпочитал быть тем, кого нет. Когда тебя нет, с тебя и спросить нечего, а с единственного все только и спрашивают, потому что больше не с кого._________________________[1] Истинная речь — язык эльфов, пришедших в мир Нодлута сквозь межмировые врата. Не путать с Изначальной речью — языком дивных, уже живших в этом мире.

Часть 2. Крайний. Глава 1

Часть 2. Крайний

1

Сплетенная из разноцветной тесьмы закладка с мелким бубенчиком на хвостике мелодично тренькнула, и я, конечно же, раскрыла протянутую книгу именно в этом месте.

— Те, кто желал обрести будущее, стали светом, отдав за право войти свое прошлое, а взамен получили голос, чтобы звучать даже там, где света недостаточно. Те, кто желал власти и крови, стали тьмой, отдав за право войти свое тепло, а взамен получили власть над кровью, но и она стала властвовать над ними. Те, кто сомневался, шли дольше прочих. Свет опалил их снаружи, а тьма выжгла изнутри, они изменили себе и изменились. Скитались, не видя врат в новый мир, пока, приняв неизбежное, не взмолили Хранящих о прощении и стали тенью, что всегда скользит по краю, отдав за право войти все, что в них оставалось, а взамен и в наказание им была оставлена память.

Я читала, эльф мечтательно улыбался. Пристроился на подоконнике, высокий, изящный и тонкий, с пронзительными бирюзовыми глазами и волосами теплого светло-каштанового цвета, которые вились на концах, особенно в сырую погоду, как сегодня. Глаз не отвести. Но вовсе не красота была главным инструментом поражения.

— Это что? — спросила я, вся приготовившись к чуду.

— Сказка, — сказал Альвине, и от звука его голоса меня будто осветило изнутри. —

Наша. Очень старая даже для нас. Там много таких.

— Что значит «адаптированное»? — удивилась я занятному слову во вступительной статье.

— Значит перевран… пересказанное так, чтобы хрупкие человечки не падали в обморок от кровавых рек, — лукаво сказал эльф и тихо вздохнул. — Это тебе подарок на память. Отцу надоело стыдиться за мое несовершенство и несоответствие дурацким правилам, и он отправляет меня в Светлый лес. Решил, что с меня довольно мудростей Арен-Феса, и мне пора поучиться быть наследником великого дома Эфар, притом что самого отца эта участь миновала. Хоть он идеален во всем, включая снобизм, формализм и прочие измы.

Я хихикнула. Хотелось расхохотаться, но рядом с Альвине вести себя недостойно было как-то неловко. Мне шестнадцать, а он — умопомрачительно красивый. Он выглядел моим ровесником, хотя лет ему было почти вдвое больше. Это он предсказал родителям мое рождение.

— Надолго? — спросила я.

Иметь в приятелях такого родовитого дивного было перспективно, ему — просто любопытно. Наверное.

— Для нас — нет, не долго, а для тебя — да.

— Тогда прощай, тьен Эфар.