Оскорбленные чувства

Видно, только она сама. Ну так вот. И еще был случай. Сижу я в нехилом таком ресторане, давно еще. Вижу – Андрей Иванович с этой Семеновой, за дальним столиком. Ну сидят и сидят, все в курсе насчет их связи, это не секрет. Но тут начинается сцена. Она берет и швыряет в него салфеткой. Щелчок – бах – по носу!

Ого!

Да-да! Стул с громом отодвинула, встала, орет что-то, визжит. В общем, истерика. Я сразу давай снимать на телефон.

Покажи! – закричала Леночка.

Ага, так я и показал. Эта мегера меня заметила. Там в углу за столиком сидел чаи гонял мордоворот Лямзина. Она его на меня натравила. Чтобы я стер запись. Ну я и стер.

А она?

Она убежала, Лямзин остался. Ну мне неудобно стало, я на него старался не смотреть. Шеф все-таки. Да еще в неловкой обстановке. Униженный такой. Я это к чему говорю? Зуб она на меня имеет, вот что.

Охота ей возиться со всякими… – пробормотала черноволосая.

А самое главное, – поспешно прибавил Толя, – это случилось за день до смерти Андрея Ивановича.

Леночка запылала. По тонким русым волосинкам ее пошли электрические заряды. Она искрила током. От плеча к плечу ее выгнулась кошкой дуга в сто ампер. Яд, собравшийся где-то в тайном мешочке под Леночкиным розовым языком, брызнул наружу:

Я тоже уверена, она виновата! Пораскинь мозгами: на всех доносят, всех шантажируют, а Семенова на коне! При том, что рыло у нее в пуху. Смотри, жена Андрея Ивановича копыта откинула! Зарезалась в ванной, от депрессии, а эта шалава что? Шляется по театрам, закатывает гулянки! Не любила она Лямзина, не любила!

В горле у Леночки перекатывался черный комок, коктейльная трубочка вертелась в бокале и норовила хлестануть ее по подбородку. Бармен оглянулся на шум, гладя пивные краники, словно щенят.

Ненавижу ее, – хрипло сказала Леночка.

А у нее уже и новый хахаль есть, – заметил Толя.

Он оглянулся на своих компаньонов, но те уже забыли о нем и отчего-то бугагакали, глядя на беззвучный плоский экран над баром. В экране по ломкой темно-зеленой траве бежали ноги, одетые в бутсы. С десяток бутс и ног, запутавшись между собой, валились наземь сороконожкой. Арбитр дудел в свисток, физиономии футболистов корчились отчаянием. Немо орали трибуны. Мяч убегал в аут.

И кто? И кто? – издевательски воодушевилась коротышка. – С кем она теперь встречается? С губернатором?

Я слыхала, с Капустиным, – подмигнула Леночка.

Нет-нет! Я сам их видел. В лифте, в том же ресторане.

Опять в ресторане? А вы мажор, – улыбнулась черноволосая.

Так меня дядя пригласил. Вернее, не меня, адвоката. Мы встретились втроем обсудить мое дело. Ну вот, захотелось мне, пардон, по-маленькому. Отлить. А там уборная в дальнем конце и нужно пройти мимо вип-кабинок. И в коридоре отдельный лифт – как раз для тех, кто бронирует эти кабинки. Ну вот, ступаю я в коридор, лифт открывается, а там Семенова. Не одна. Целуется.

Целуется! – пискнула толстушка

С кем? – выдохнула черноволосая.

С Капустиным? – засмеялась Леночка.

Да не с Капустиным же! С парнем! Молодым! И главное, стоят, сосутся, даже не думают выскакивать. Тут-то я не стал давать маху, сразу же бросился снимать. На камеру телефона! Поймал только три секунды! Сначала вышло смазанно, а потом сфокусировалось. Хех!

Толя ликовал. Выстукивал по столу ладьевидными косточками неведомую песенку, триумфальную дробь.

Зачем? Вы что, папарацци? Зачем она вам далась? – заладила черноволосая. Челка ее окунулась в коктейль, превратилась в клейкую сосульку.

Как зачем далась? – чеканил Толя. – Я ни в чем не виноват, а сижу под следствием. А она, воровка, баба-жулик, а, блин, шастает по пихарям и в ус не дует. Нашлась тоже цыпа-дрипа долбаная.

Дашь посмотреть хоть видос-то? – завелась Леночка.

Толя вынул телефон из кармана, заерзал по нему пальцами. Замелькали значки, открылась папка и на весь экран раздулось и заиграло короткое видео. Лбы подружек столкнулись, собрались в щепоть. Втроем они пялились на обнимавшихся любовников. Семенова в шубе из ягуара, с высокой башней локонов, рассыпавшихся по вискам, отдавалась напору милого друга. Тот голодно вгрызался ей в шею, лицо его пряталось в ягуаровом воротнике. Картинка секунду была мутна, но вдруг прояснилась, а хахаль Семеновой задрал голову и впился прелестнице в губы. Ржаные вихры его откинулись с высокого лба, обозначился привлекательный профиль, и Леночка с ужасом узнала в неизвестном лобызателе своего ненаглядного Виктора…

Запомнила из детства. Жарило лето, цвели одуванчики. С одуванчиков и тополей несся воздушный пух. Он забивал ноздри и усеивал землю, будто семенами хлопчатника или мохнатыми коконами со зреющими бабочками внутри. Леночка брала из дома спички и спускалась во двор, к детворе, поджигать пуховый ковер. Синий огонек бежал по нему, оставляя после себя черные точки трухи.