Внезапно Сайяр распахнул глаза, и его белки окрасились в кроваво-красный цвет. Он зарычал, изогнулся, вытянул конечности. Послышался хруст костей. Тело несчастного начало выкручивать, выгибать руки и ноги под неестественными углами. Пальцы начали вытягиваться, а вдоль позвоночника пробиваться жесткая серая шерсть. Лицо ломается, мнется, выдается вперед, и из носа хлещет кровь, когда он обретает форму волчьей пасти, разрывая рот и давая клыкам пробить розовые человеческие десна.
Судорожно сжав руки в кулаки, остальные воины наблюдают за превращением. Оно долгое и болезненное. И вопли, и стоны Сайяра кажутся предсмертными. Пока все тело вдруг не завалилось на бок, полностью обратившись в мощного серого зверя. Какое-то время он лежал на боку, пока вдруг не распахнул веки и не посмотрел на своего вожака, стоявшего рядом. Альфа задрал морду и завыл, а серый гайлар завыл вместе с ним, а затем склонил морду и улегся возле массивных черных лап, признавая могущество своего предводителя, прижимая уши и хвост.
Сивар выдохнула и ухмыльнулась узкой прорезью рта. Хитрый сукин сын чрезвычайно умен. Семь гайларов с легкостью справятся с тысячной человеческой армией.
Кажется, свадьба женщины с красными волосами обещает стать кровавой мясорубкой.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. ОДЕЙЯ
В каждом человеке сидит дикий зверь, и когда человеку дают копье или меч и посылают его на войну, зверь просыпается. Запах крови — вот все, что требуется для его пробуждения.
Свадьба должна была состояться посреди дороги. Триркрах направлялся навстречу отряду Маагара. Братцу не терпелось продать меня подороже, он не стесняясь говорил, какую цену готов заплатить варвар за новую жену, самодовольно ухмыляясь и радуясь, что смог урвать большой куш.
— Три сундука красного золота, три острова и нечто таинственное… — расширяя ноздри и ухмыляясь самодовольно и с предвкушением. — Нечто великолепное. Нечто, что сделает меня Владыкой всего мира. Тупые варвары не знают, какое страшное оружие спрятано в паучьих горах.
Маагар лишь намекал, что, когда получит ЭТО оружие, его власть станет неоспоримой, и он сможет уничтожить любое существо, которое повстречает на своем пути. Даже не людей. Он окончательно помешался на идее стать велиаром всего мира, а не только Лассара. Как будто вся низость и подлость его натуры вдруг умножила себя многократно. Как будто внутри него поселилось само зло и разрасталось в гнилой душонке так же быстро, как мясо тухнет на солнце.
— Сыграем две свадьбы, — хвастал он и хлестал из горла фляги медовуху. — Мою и твою.
Как же он был мне противен. Наверное, хорошо, что отца больше нет, и он не увидит, какое дерьмо вместо него взошло на престол. Пусть Од Первый и был жестоким, пусть он был деспотом, но он не был столь низким, столь презренным и трусливым, и он никогда не поднял бы руку на кого-то из своей семьи… А Маагар… Маагар братоубийца и отцеубийца. И живет с этим без угрызений совести. Как будто внутри него нет ничего живого и человеческого.
— Ты только овдовел. На ком снова собрался жениться?
— Не овдовел, а казнил неверную тварь, удавил змеюку бездетную собственными руками.
Я видела эту жуткую казнь, он заставил всех смотреть на это безумие жестокости, смотреть и рукоплескать ужасным страданиям несчастной.
— Это была не казнь. Это была бесконечная пытка, окончившаяся смертью.
Маагар шагнул ко мне и выдрал из рук служанки лиф платья, сдернул с меня тряпку, прикрывающую грудь, и сам надел лиф, потуже затягивая сзади шнуровку.
— А как ты думала, я должен был поступить с изменницей, наставившей мне рога с валласаром? Такая смерть ждет каждую, кто посмеет трахаться с грязными волчарами. Одной тебе это сошло с рук и то… благодаря мнеее. Никогда не забывай от этом, сестрица. Это я не отдал тебя в руки разъяренной толпе. Это я спасал тебя от костра.
Зашипел мне на ухо и дернул шнурки так, что мне показалось я сейчас задохнусь.
— Роды не испортили твоего тела. Оно идеально настолько, что даже у меня дергается член, хотя я и понимаю, что ты моя сестра. — развернул меня к себе и посмотрел омерзительно липким взглядом, никогда раньше так не смотрел на меня, этот взгляд… он напомнил мне мерзкие глаза Даната. Как будто он поселился внутри Маагара и продолжал разлагаться от похоти. Но я помнила — жирная свинья мертв. Я лично его убила.
— Моя Шарзама ушьет твою плоть, и варвар не узнает, что ты распутная дрянь.
— Что сделает?
— Уменьшит твою дырку, которую ты отдавала валласару. Так, чтоб, когда варвар войдет в тебя, ты снова закровоточила. Шарзама мастерица латать женские дырки, избавляться от ненужных приплодов и даже поднимать мужской стержень.
— К Саанану твою мадорку и твои идиотские идеи.
Повернулась и посмотрела в ярости в глаза брата.
— Либо ты оставишь меня в покое, либо я перережу себе горло на этой проклятой свадьбе.