Османец

Горы, казалось, окружали их со всех сторон. Когда-то Вильям думал, что Улудаг высокий. Потом он решил, что выше Маттерхорна ничего нет, но никогда и представить не мог, что поднимется на такую высоту.

Бруса осталась в восьмидесяти милях внизу. Но двигаться по прямой было невозможно.

Маленький вооружённый отряд вот уже несколько месяцев был в пути. Сначала по возможности они двигались по берегу моря, но даже это оказалось трудным испытанием. Повернув к горам, они наткнулись на землю, о существовании которой Хоук-паша и ветераны персидской войны могли лишь догадываться.

Они перезимовали в Трапезунде, на берегу Чёрного моря. Здесь находилась широкая бухта, сформированная в течение столетий между двумя глубокими ущельями, отделёнными от основной части Анатолийского плато Понтийскими горами. Этот порт был недавним завоеванием турок. Когда-то давно Ксенофонт Грек и десять тысяч его людей добрались до этого берега, бежав из Персии. Подход к городу, защищённому такими грозными горами, был затруднён; именно сюда Великие Комнины, потомки византийских императоров, были вытеснены франкийским разграблением 1204 года; здесь они жили и правили два столетия. Своё уединённое королевство они назвали Трапезундской империей. Во времена Хоквудов можно было увидеть руины их дворца. Стены, воздвигнутые византийцами в дни процветания, стоят и по сей день.

Мехмед Завоеватель и Хоук-паша аннексировали Трапезунд вскоре после падения Константинополя.

Бейлербей Мустафа-паша был старым другом Энтони и оказал гостям тёплый приём. Они смотрели на покрытые снегом горные вершины, окружавшие их со всех сторон. По ночам температура падала ниже нуля — люди и кони сбивались вместе, сохраняя тепло.

— В Эрзруме, по-видимому, никогда не бывает жарко, — объявил всем Хоук-паша. — Всё-таки шесть тысяч футов над уровнем моря.

Но как только выпал снег, Энтони повёл своих людей в горы. Вильям обрадовался, увидев наконец башни крепости, и не только из-за одиноких ночей, когда он мечтал об Эме и раздумывал, как они ладят с Джованной. Он волновался за здоровье своего отца Энтони Хоквуда, которому уже сравнялось шестьдесят четыре года. Конечно, он почти всю жизнь провёл в военных походах или разъездах, сначала для Завоевателя, а теперь для Баязида, но уже был слишком стар для того, чтобы лазить по горам; бывали дни, когда его лицо становилось мертвенно-бледным. Но отец не мог изменить своему решению проходить определённое количество миль в день. Кто-нибудь другой, может, и упал бы от изнеможения, но Энтони шёл вперёд.

И вот наконец Эрзрум. Город оказался огромным и очень старым. Известный прежде как Феодосиополь, он уже в древние времена защищал Анатолию от кочевников и от ещё более жестоких всадников из областей Гиндукуша. Совсем недавно здесь жили сельджуки, которые назвали это место Арзан ар-Рум, или земля ромейцев; из этого словосочетания и образовалось его настоящее название.

Сельджуки, были первыми тюркскими племенами, бросившими вызов могуществу Византийской империи — в то время византийцы считали, что у них самая сильная армия в мире. Но сельджуки одержали верх.

Некоторых сельджукских правителей похоронили в Эрзруме. Их мавзолеи возвышались над городом, но так же, как и у османцев в Брусе, они смотрели снизу вверх на купола Великой мечети.

Вильям сразу обратил внимание на высокие мощные стены и главную крепость.

Вперёд были посланы гонцы, чтобы предупредить гарнизон о прибытии нового командующего. Их встречали военным парадом. Солдат было немного: по одному отряду янычар и сипахов; ровно столько, сколько было поначалу у Джема в Брусе.

Артиллерии не было.

— Доставить пушки в эти горы практически невозможно, — пророкотал Хоук-паша.

— У персов тоже нет ни одной пушки, — заметил Валид, командир гарнизона, маленький, худой, смуглый человек, больше похожий на араба, чем на турка. Но он воевал вместе с Хоук-пашой, Энтони знал его с самой хорошей стороны.

— Здесь неспокойно? — спросил Вильям.

— Из-за набегов на границу. Они никогда не прекращаются. — Валид указал на горы, вырисовывавшиеся прямо перед ними на расстоянии всего лишь, возможно, десяти миль. — Провести армию без потерь через эти горы невозможно. Чингисхан и Тимур делали это, но у персов пока достаточно неприятностей у себя дома.

— Ты доволен? — спросил Энтони Хоквуд сына. — Теперь ты далеко от Константинополя, никто не будет вмешиваться в твои дела, ты здесь правитель почти собственного государства.

— Не забывай только, что падишах всё-таки твой хозяин, — предостерёг брата Джон.

— Я и не собираюсь забывать об этом, — сказал Вильям. — Я буду выполнять свои обязанности, пока мне не предложат что-то другое. Единственное, чего я хочу, так это, чтобы жена была со мной.

— Я займусь этим вопросом сразу же по возвращении, — пообещал Энтони. — Теперь мы знаем, что всё спокойно. Но для неё это будет трудный и длинный путь.

— Ей приходилось проделывать длинные путешествия, отец. Но я боюсь, что тебе будет тяжело возвращаться.

— Ерунда. Можно подумать, что я ребёнок в доспехах, так ты печёшься обо мне.