Османец

Сулейман был любим народом, потому что часто появлялся на людях, как ни один другой султан со времён Мехмеда. Но в отличие от Завоевателя его выходы всегда были обставлены очень торжественно, как ни у одного другого правителя в мире.

Процессия приближалась. Сначала шли янычары. Их белые султаны подрагивали в такт шагам, жёлтые сапожки стучали по мостовой. Глаза их сверкали, как будто бросали вызов, приглашай помериться удалью. Далее на породистых жеребцах, украшенных великолепными плюмажами, двигались сипахи.

На некотором расстоянии шла свита султана, возглавляемая двумя придворными в окаймлённых мехом одеждах. Они держали серебряные шесты, которыми ударяли о землю. Позади них шёл Ибрагим, облачённый в золотые одежды; его голову украшал конический, перехваченный золотыми кольцами тюрбан. Гарри облегчённо вздохнул, увидев, что все его друзья на прежних местах.

Позади великого везира шли придворные низших чинов: от главного повара до главного садовника, все в лучших одеждах и в надлежащих головных уборах. Кызлар-ага был блистательнее всех.

Сам Сулейман шёл в окружении своих ближайших советников, которых, в свою очередь, окружала личная охрана султана.

Гарри нахмурился. Во времена Вильяма Хоквуда Сулейману не нужна была такая защита. Толпа оживилась при приближении процессии, люди толкали Гарри, пытаясь получше всё разглядеть. Он обратил внимание, что рядом с ним стоит человек, похожий на венецианца.

— Что я говорил? — возбуждённо спрашивал кого-то венецианец. — Ведь это самая прекрасная картина, которую ты когда-нибудь мог видеть!

— Да, действительно, — подтвердил его товарищ. — Не зря его называют Сулейманом Великолепным...

Когда процессия закончила свой ход, Гарри отправился во дворец. Он терпеливо ждал в приёмной Высокой Порты вместе с несколькими послами из западных стран.

— Один человек хотел бы с тобой говорить, великий паша, — сказал приблизившийся к Гарри евнух, низко кланяясь.

— Кто? — нахмурился Гарри.

— Следуй за мной.

Гарри не без колебаний последовал за евнухом. Они шли по многочисленным коридорам, пока Гарри не оказался в комнате, напоминавшей католическую исповедальню; одна стена в ней представляла собой ажурную решётку.

Дверь за ним закрылась, он остался один. Это длилось недолго, и вскоре из-за решётки раздался голос. Это была Рокселана.

— Расскажи о моей сестре, Хоук-паша, — попросила она.

— Увы, она мертва.

— Как она умерла?

— Её зарезали испанцы. Это случилось в Тунисе.

Минуту она молчала, потом заговорила снова, её голос дрожал от гнева.

— Почему ты не умер рядом с ней?

— Я не был там.

— Ты украл мою сестру, а затем оставил её умирать?

— Я был в море, когда случилось это несчастье. Когда я узнал, было слишком поздно.

— И всё-таки ты оставил мою сестру умирать. Ты отомстишь за неё?

— Я собираюсь сделать это, как только падишах даст мне деньги.

— У тебя будут деньги. Отомсти за мою сестру, Хоук-паша, или ты умрёшь.

Несколько секунд Гарри молча смотрел на решётку, пока не понял, что Рокселана ушла.

Русская рабыня угрожает военачальнику османцев! Именно так, потому что султан полностью подчинён воле русской рабыни.

— Хоук-паша! Рад видеть тебя, Гарри! — Сулейман раскрыл объятия, как только Гарри вошёл в его покои. — Мне сказали, что ты пропал в море.

— Я не принёс тебе хороших вестей, падишах.

— Я знаю обо всём от этого негодяя Барбароссы.

Он потерял Западное Средиземноморье, а ведь столько хвастался...

— Мне сказали, что Барбаросса в Константинополе.

— Да. Я посадил его под арест.

— За что? За то, что он проиграл сражение, о падишах? Но ведь это случилось из-за бури.

— Хорошо... — Сулейман погладил бороду. — Я отпущу этого мошенника. Один Аллах знает, на что он теперь годится.

— Мы просим, чтобы ты разрешил нам восстановить флот. Мы хотим отвоевать то, что потеряли. В этот раз мы победим.

«Или умрём», — подумал Гарри, вспомнив слова Рокселаны.

— Ты мне нужен здесь, Хоук-паша... Я окружён врагами.

— Ты, падишах? В Высокой Порте толпятся послы всех народов Европы, они ищут союза с тобой. Все называют тебя Сулейманом Великолепным.

— Сейчас я говорю не об иноверцах. Если будет нужно, я могу наказать их. Мои враги здесь, в Константинополе, в самом дворце.

«Мой Бог, — подумал Гарри, — ничего не изменилось».

— Падишах, — сказал он, — ты зря волнуешься. Ты по-прежнему не доволен великим везиром?

— Не говори мне об этом человеке, — прошептал Сулейман.

— Но я вижу его...

— Идущим во главе моих людей и доказывающим величие султана? Действительно, ты видел это, Хоук-паша. Он таким себя и считает. Ты знаешь, что он хвастается, что богаче меня? Ты знаешь, что он построил дворец в Истанбуле, затмевающий мой? Он болтает, что благодаря его гениальности выиграна война с персами...

— Ты ведь ездил в Персию, — сказал Гарри, пытаясь хоть что-то понять.