Осьмушка

Пенелопе ничего толком не видно из-за чужих и нечужих спин, а потом, кажется, Ёна тянет её за руку в обход плотно сбившихся вокруг Шалы и хромого. Не хочется смотреть на то, что там случилось. Не хочется, но нужно.

Разве это наяву?

Разве это взаправду?

Чия Последний лежит на земле, неловко подогнув ноги. Правая ладонь – на груди, поверх пустых ножен. А под горлом, чуть выше ключиц, торчит какая-то глупая штука, и Шала держит эту штуку обеими руками. Так крепко держит, что Штырю не сразу удаётся разжать Шалины пальцы. Из-под страшно тощих рук Шалы ползёт густой и яркий заряный цвет.

Рукоятка Чииного хорунша.

Вот что там торчит.

Чия теперь такой же мёртвый, как протянувшийся по траве облезлый пёсий хвост.

Разве это наяву?

Разве взаправду?

* * *

Разноголосый вой, выворачивающий нутро, отчаянный, длится тысячу вечностей подряд, но помалу стихает – а утренний ранний свет не успел ещё сделаться дневным.

Липка, скорчившийся на земле возле Чииных ног, обнимающий мёртвого за колени, поднимает мокрое лицо. Спрашивает, заикаясь, не придётся ли теперь кому-нибудь убить Шалу, за старшака.

– Нет, – выговаривает Тис всё тем же чужим голосом. – Нет. За защиту не казнят.

– Х-хорошо, – говорит Липка. – Чия был мне ррхи. До того, как мы стали П-последними. Убивать Шалу пришлось бы, наверное, мне, а я н-не хочууу…

Отдышавшись, Липка спрашивает снова.

– Значит, Шала теперь над нами старшачит?

Шала судорожно вдыхает, будто набирает воздуху для крика. Но отвечает негромко, в полной вере своим словам:

– Штырь теперь нам старшак. Значит, Коваль тоже.

Поднимает руки в подсыхающих пятнах крови – распускает из тугой кички лёгкие волосы.

Штырь и Рэмс встречаются взглядами. Едва заметно кивают друг другу, и может быть, это сто^́ит любых принятых клятв.

– Шевелись, костлявые! – Штырь встаёт сам и помогает подняться Шале, – Нам теперь многое сделать нужно.

* * *

Да, сделать нужно многое, и многое решить.

«Так. Сегодня, значит, нам со стоянки не сниматься», – сначала Пенелопе стыдновато за эту вроде как неуместную мысль, но потом делается всё равно – ну пришло на ум и пришло, и чего из-за этого ворошиться.

Сперва Тис говорит, что можно устроить для Чии дровяную постель, дождаться тёмного вечера и тогда запалить дымное пламя, и это будет честное погребение взрослого боевого орка. Шала мотает головой: нет, так будет не по всей правде, а если по всей, то наравне со святым последним пламенем Чию пришлось бы порубить на куски и бросить в стороне от кочевых троп, а то и другое разом сделать никак нельзя.

Ни у кого из бывших Последними не находится духу и желания спорить.

Тогда Коваль, чуть не через слово вставляя протяжное «ээээ», предлагает выкопать хорошую земляную колыбель, как хоронят совсем юных, кто не успел принять от жизни сполна радостей, и ясной любви, и вольных настоящих побед.

– Никакой живой враг не убил бы Чию Последнего, – говорит Шала. – Враг бы не смог… Не Чию Последнего похороним, а Чию из клана Сарычева Крыла. Мы все были дети, и он спасал кого только сумел спасти. Это его ты назвал горхатовым сердцем, старшак.

– Моего ррхи, – всхлипывает Липка.

Режут и убирают в сторонку зелёный дёрн, вынимают комья пронзённой корешками земли, и кто-то позаботился принести пару коротких острых лопат, которые кажутся Пенелопе больше похожими на оружие, чем на простые мирные инструменты.

Межняк думает, что мёртвому Чии следовало бы лежать рядом с останками нежити, под берёзкой, у камня. Она помалкивает.

Бывшие Последними работают яростно, не вполмаха, насколько хватает жил.

Ничего уже нельзя исправить или отменить, но прямо сейчас есть вещи, которые должны быть сделаны, и это важно. И когда кто-нибудь из них начинает исходить криком, рядом полно рук, чтобы обнять. А когда кто-нибудь из них говорит – вокруг достаточно ушей, чтобы слушать.

Слушать способна и Пенни-Резак.

От иных слов, которые она может понять, вариант «порубить на куски и бросить» начинает казаться очень уместным, а по другим выходит, что даже костра высотой под самое небо было бы недостаточно. Поэтому Пенни молча таскает землю. И один раз, оказавшись ближе всех, подставляет плечо под Липкины сопли и держит его в охапку, раз это ему так нужно.

Штырь с такой работой управился бы в сто раз лучше.

Но Штыря ведь не хватит сразу на всех.

* * *

Как Чия впервой тоже яму рыл.

Рыл одержимо, ободрав руки так, что жутко было смотреть, дрался с каменистой неуступчивой землёй, потому что сжечь погибший клан Сарычева Крыла, как было бы достойно, орчата. Последние всё равно бы не смогли, и Чия рыл. Втроём еле оттащили, потому что ведь нужно было скорее уходить, а за полночи они с Липкой так и не выбили колыбельку, чтобы положить хотя бы только нэннэ, да и то, Чии десять лет, Липке-то вовсе пять, Липка совсем срубился.

* * *