Основания девятнадцатого столетия

   116 Моммзен, строго осуждая римские действия против Карфагена, в другом месте, однако, пишет (V, 623), что это было обусловлено не жела­нием господства или корыстолюбием, но страхом и завистью. Для прин­ципиального понимания роли Рима в мировой истории важно как раз это различие. Если в том кругу, где нормой для международного права при­знана только сила, о сильном народе сказано, что он не алчный и не вла­столюбивый, то, мне кажется, выдано свидетельство о его нравственном характере, который делал его выше всех современных народов. Что каса­ется «страха», то это полностью оправдано, и можно полагать, что рим­ский сенат оценивал ситуацию более правильно, чем Моммзен. Цезарь, единоличный правитель, о котором даже его ближайший друг Целий говорил, что он жертвует интересами государства ради своих личных планов, позже восстановил Карфаген. И что из этого получилось? Поль­зующийся самой дурной славой в мире притон разврата, в котором пол­ностью пришли в упадок все, кто связал с ним свою судьбу: римляне, греки, вандалы. Такую губительную силу несло тяготевшее над этим ме­стом, где на протяжении пятисот лет царила финикийская мерзость, про­клятие! Появление Тертуллиана и Августина, как крик возмущения против всего, называемого цивилизацией — это единственная заслуга близорукого и недолговечного творения Цезаря. Для характеристики XIX века приводим мнение его крупнейшего историка. Профессор Тео­дор фон Ранке пишет: «Финикийский элемент через торговлю, колониза­цию и, наконец, через войну, оказал все же в главном оживляющее влияние на запад» («Weltgeschichte». I, 542).

625

Диаспорой называют широкую еврейскую общину. Первоначально под ней понимали тех евреев, которые предпочли не возвращаться из ва­вилонского «плена», потому что там было намного лучше, чем на их роди­не. Вскоре не осталось ни одного богатого города без еврейской общины. Нет ничего более неправильного, чем распространенное мнение, что толь­ко после разрушения Иерусалима евреи рассеялись по всему миру. Только в Александрии и окрестностях при первых римских императорах насчиты­вался миллион евреев, и уже император Тиберий осознал большую опас­ность этого теократического государства внутри правового государства.21 Чемберлен, т. I