Основы этнополитики

Вместо схоластических экзерсисов на данную тему предлагаю уточнить само понятие народа. Строго говоря, это и есть то самое, что мы привычно именуем этносом в наиболее расхожем смысле слова — а значит, в его наиболее зрелой, отчетливой и актуальной разновидности. Но можно сделать и небольшое полезное уточнение.

Понятие «народ», как ни странно, вызвало более всего споров при подготовке Устава ООН. Как следовало ожидать, его наиболее широкое и намеренно расплывчатое определение представила Великобритания: якобы это слово может обозначать как минимум четыре категории людей:

• «группу индивидов с особыми связями, выделяющими ее из остального населения;

• все население в границах отдельного государства;

• жителей отдельной части территории;

• или даже группу людей, которые не живут на поддающейся опознанию части территории, но считают себя народом»[393]

.

Как видим, в этом определении старательно выхолощен даже малейший намек на этническую общность, на кровное единство, на корни и происхождение. Согласиться с ним никак невозможно.

Вместо этого просто повторю определение этноса, заменив в нем определяемое слово-синоним: «народ — есть биологическое сообщество людей, связанное общим происхождением, обладающее общей генетикой, и соотносящееся с расой как вид с родом либо как разновидность (порода, подвид) с видом».

Чем же отличается народ от предыдущей фазы этничности, от племени? Что нужно добавить к только что приведенной дефиниции?

В главе «У истоков этногенеза» мы говорили о восходящей трансформации этноса: род — фратрия — племя — народ — нация. Спускаясь же по статусной лестнице вниз, от народа к племени, надо отметить у последнего как особенное отличие не только отсутствие своей государственности, но и отсутствие осознаного стремления к нему. Ибо это — прерогатива более высокой стадии, народа. В этом основаная разница между ними. Общепризнанный тезис о праве на самоопределение, поэтому, к племенам неприменим.

Верно писал Бердяев: «Национальность не может быть вырвана из конкретной истории, и право ее не может быть рассматриваемо абстрактно. Каждая национальность в разные периоды своего существования имеет разные права. И все исторические национальности имеют разные права. Эти права не могут быть уравнены. Существует сложная иерархия национальностей»[394].

Итак, каждому — свое. Народ — это племя, доразвившееся до осознания необходимости своего суверенитета, но еще не обретшее своей государственности, как это осуществила нация.

А что следует добавить к характеристике племени? Она двойственна.

С одной стороны, это более защищенный и устойчивый вид этнической общности, по сравнению с родом. А умножившееся племя диалектически превращается в еще более высокое качественное состояние — народ, обретает стремление к суверенитету и потенциал государственности. Различие между племенем и народом, таким образом, мне видится главным образом количественным и цивилизационным, поскольку в собственно этническом смысле между ними большой разницы нет, разве что племя может быть помонолитнее генетически (если племя часто представляет собой союз родов, более или менее родственных друг другу, то народ так же может представлять собой союз племен, где степень родства может варьировать). Недаром именно это слово, «племя», остается до наших дней метафорой, пригодной для обозначения вообще любой этнической общности: человека одной с нами национальности мы называем «соплеменником», а чужаков — «иноплеменниками»; мы говорим, что такой-то — «нашего [русского, татарского и т. д.] роду-племени»; национальные чувства, национальные взаимоотношения, национальных богов и героев часто именуем «племенными»; и т. д.

С другой стороны, племенное, т. е. первобытно-общинное бытие может законсервировать этнос в первобытном состоянии на многие тысячелетия, как о том свидетельствуют многочисленные этносы, дожившие до наших дней, так и не развившись за пределы племенной фазы. Соответственно, в антропологии и этнологии обычным является такое словоупотребление, когда «племенем» обозначают общность, развившуюся не выше первобытно-общинного уровня.

В принципиальной догосударственности племени кроется секрет его относительной слабости.