Основы этнополитики

На мой взгляд, дело тут не столько в том, что французы XVIII века уже были полиэтничны, как и испанцы начала XVI века (только что избавившиеся от мавров и евреев, вливших немало «чернил» в их и без того весьма сложносоставную кровь), а потому-де без каких-либо душевных препятствий мешались с завоеванными народами. В конце концов, англичане также есть продукт смешения пиктов, кельтов, римлян, англосаксов, викингов, норманнов и т. д. Но дело, прежде всего, в том, что в эпоху завоеваний англичане уже представляли собой законченную гомогенную нацию. Перекипевшую не только в войнах с иноплеменниками — французами, ирландцами, шотландцами, валлийцами (подобные войны наилучшим образом сплачивают этнос), но и в огне гражданской войны Алой и Белой розы, из которой они вышли с гордым сознанием своего политического и этнического единства. В то время как французы дозрели до такого состояния и сознания не раньше XIX века. Испанцы же, только-только завершившие объединение в единое национальное государство к концу XV века, просто не успели обрести устойчивое национальное сознание, бросившись на покорение Америки. Это сегодня в ст. 2 Конституции Испании говорится о «нерушимом единстве испанской нации, являющейся единой и неделимой для всех испанцев» (понятно, что баски и теперь не разделяют этой идеи), но во времена Кортеса было не так. Это историческое различие и определило две разные манеры поведения на завоеванных землях: английскую и испано-французскую. Рассуждая на этот счет, порой говорят о протестантском и католическом подходе, но, как мы знаем, этничное первично, поскольку оно определяет и религиозный выбор.

Здесь уместно, забегая вперед, сказать несколько слов о России и русских. Поразительная ассимилятивная (в обоих смыслах) способность русских многократно отмечалась всеми учеными и, увы, весьма при этом преувеличивалась — вплоть до утверждения об отсутствии в природе «чисто русских людей». Данные антропологии опровергают сегодня этот тезис. При этом имеется, конечно, в виду смешение славян с монголоидами в ходе татарского нашествия, поскольку смешение с финскими народами (в основном такими же потомками кроманьонца) не могло существенно изменить антропологические характеристики русских. Так вот, если обилие русских женщин в гаремах татарских завоевателей в корне изменило татарскую антропологию и остановило татарский этногенез[402]

, то русские счастливо избежали подобной участи. (Присловие «поскреби русского — найдешь татарина» следует читать с точностью до наоборот.) Об этом ярко свидетельствует наличие чистокровного этнического русского ядра, доходящего до 37 % «паспортных русских» — процент, наиболее высокий среди всех европейских народов[403]

. Характерно, что на всем огромном пространстве России возникла лишь одна небольшая популяция метисов — Забайкальское казачье войско, формировавшееся из детей от смешанных браков русских казаков с бурятками. Повсюду в иных местах аборигены просто растворялись в русском пришлом населении, ассимилировались, а дальнейший естественный ход этногенеза выбраковывал полукровок и вытеснял признаки смешения кровей (по Дарвину). Сегодняшняя высочайшая биометрическая гомогенность русских от Калининграда до Камчатки явилась приятным сюрпризом для ученого мира, долгое время находившегося под гипнозом «ассимилятивного синдрома».

Возможно, русские менее устойчивы к ассимиляции, нежели англичане или скандинавы, но уж наверное более, чем французы, итальянцы, испанцы и даже немцы, ассимилировавшие целый славянский мир Центральной Европы и Прибалтики — лютичей, бодричей, ругов, пруссов, лужицких сорбов и т. д. («поскреби немца — найдешь славянина», — это присловие верно едва ли не для всей Восточной Германии, да и для части Западной).

Ассимилирует, как правило, более культурный и многочисленный, сильный этнос — более слабые этносы, поэтому конечный результат этого соревнования «кто — кого» убедительно показывает силу одних этносов и слабость других. Так, немцы показали свою силу относительно ассимилированных ими славян, а русские — относительно финнов, татар и мн. др.

Основную причину того, что русские, покорив гигантские пространства, не утратили при этом своей этнической идентичности, я вижу в том, что к главным завоеваниям мы, как и англичане, приступили, уже миновав стадию племени и даже народа, сложившись в очень сильную единую суверенную нацию, этнически гомогенную, с мощным этнически чистым ядром, имея свое национальное государство и твердое сознание своей национальной обособленности. Зажатые между равно враждебными полюсами Востока и Запада, мы имели возможность за триста лет до конца почувствовать и выпестовать эту обособленность.