Основы этнополитики

«Посмотрим теперь, например, на то, как определялась “национальность” в классическом сочинении Макса Вебера ”Хозяйство и общество”. Ввиду принципиального характера рассуждений Вебера, процитируем его подробно: ”С «национальностью», как и с «народом», в широко распространенном «этническом» смысле, связано, по меньшей мере, нормальным образом, смутное представление, что в основе того, что воспринимается как «совместное», должна лежать общность происхождения, хотя в реальности люди, которые рассматривают себя как членов одной национальности, не только иногда, но и весьма часто гораздо дальше отстоят друг от друга по своему происхождению, чем те, кто причисляет себя к различным и враждебным друг другу национальностям[501]. … Реальные основы веры в существование ”национальной” общности и выстраивающегося на ней общностного действования весьма различны”. В наши дни, продолжает Вебер, в век ”языковых битв”, важнейшее значение имеет ”языковая общность”, а помимо этого возможно, что основой и критерием ”национального чувства” будет результат соответствующего ”общностного действования” (т. е. поведения, основанного на эмоционально переживаемом чувстве общности, Gemeinshaft

’a) — образование ”политического союза”, прежде всего государства. Мы видим здесь все достоинства и недостатки классической постановки вопроса. Вебер, конечно же, рассматривает ”нацию” как “воображаемое сообщество”… Это, в общем, классическая европейская постановка вопроса, продолжение которой мы нашли в социологических формулировках Вебера» (8–9).

Вот таков он во всей красе, духовный отец конструктивистов, столп западной «науки мнений». Безответственный и амбициозный вещатель истин в последней инстанции, ничем, однако, не подкрепленных, кроме, очевидно, узенького личного опыта и круга общения самого вещателя. А то и просто высосанных из пальца.

И они еще будут глубокомысленно глаголать нам о важности «языковой общности» — нам, русским, которые уже сегодня с оружием в руках опровергают эту «общность» в отношении ряда народов бывшего СССР, начиная с грузин и кончая чеченцами, входивших некогда в псевдонацию «советский народ», говоривший на русском языке! Нам, которым, весьма возможно, предстоит в будущем широко распространить этот печальный опыт и на другие народы…

Язык не производит наций: для нас, постсоветских русских, это ясно и непреложно и доказано практикой, как дважды два = четыре. Но конструктивисты все как один обожают обсуждать языковой фактор, сильно преувеличивая при этом его нациеобразующее значение.

Обидно сознавать, что, хотя люди Запада оперируют словами «нация», «национализм», совершенно не понимая их смысла, искажая его, они при этом лезут нас учить, что и как надо думать на этнополитические темы!

Вот, например, откровения Дэвида Роули: «Я покажу, что русские не были способны развить национальное движение потому, что дискурсивный аппарат не включал концептов, которые являются неотъемлемыми для националистической мысли… Это доказывает, что основа национализма образуется не материальными особенностями социальных, политических или экономических структур или “аутентичной” этничностью, но современным европейским мышлением»[502].

Уверенно, чтобы не сказать нагло! Но ни теоретические, ни практические достижения западной мысли не вызывают желания учиться у таких учителей. Поскольку, во-первых, пресловутые «неотъемлемые концепты», как я надеюсь убедить читателя, гроша ломаного не стоят. А во-вторых, плачевные итоги «современного европейского мышления» мы видим воочию на улицах Европы: европейцы без боя сдали свои страны цветным пришельцам, они успешно погубили свои нации, и не им учить других национализму.

Порочный дух порченого времени

Все сказанное заставляет меня с большой тревогой относиться к тому импорту конструктивизма в отечественную социо- и политологию, который мы можем массово наблюдать в постсоветской России. Указанная экспансия при этом еще и преподносится как «завоевание научной мысли», будучи на деле ее деградацией и тотальной ретирадой! От такого признания за версту веет комплексом неполноценности относительно молодых российских научных дисциплин, не имевших легитимности (или имевших ее очень ограниченно, как социология) при советской власти: политологии, этнополитики и научного национализма[503].

Русские доверчивые неофиты, вместо того, чтобы биться с теорией «воображаемых сообществ» и «изобретенных наций» как научно ошибочной и политически вредной для дела национализма, восхищенно и трепетно транслируют ее в еще менее просвещенные круги, иногда даже как бы против своей воли, в упор не видя ее кричащих противоречий или не вполне отдавая себе отчет в содеянном. Они так азартно пропагандируют глупости и пошлости господ конструктивистов, что воленс-ноленс сами становятся их заложниками.