Основы этнополитики

Впрочем, в ряде случаев надо вести речь не о комплексе неполноценности или доверчивости неофитов, а об оголтелом карьеризме прожженых и небескорыстных циников, чутко уловивших политически значимый «мейнстрим». Или о добровольных не менее оголтелых агентах западного жизнеустройства, стремящихся привить нам смертельные болезни Запада (увы, небезуспешно). Иногда эти «полезные» свойства соединяются. В первую голову тут следует назвать философа Владимира Малахова[504] и директора Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая (ИЭА РАН), бывшего гайдаровского министра по делам национальностей Валерия Тишкова.

Малахова, к примеру, сильно тревожит «этническое понятие нации, тоже с поразительной настойчивостью воспроизводимое подавляющим большинством русскоязычных работ на эту тему. Очень мало кто у нас понимает нацию в политическом смысле — как гражданское сообщество. Для русскоязычных авторов нация — явно или неявно — есть этническая общность»[505]. Здесь Малахов встает плечом к плечу не только с Тишковым, чьи хлопоты по внедрению в России концепции политической нации настойчивы и велики, но и с В.И. Лениным, который прямо утверждал: «Нации — выдумка буржуазии».

Малахов с середчным сокрушением признает: «Как с этим бороться? Если вы видите в девяноста случаях из ста, что под нацией понимают этнос, или под этносом понимают кровнородственное сообщество, или считают этнос автономным агентом социального действия, самостоятельной, либо коллективной персоной — чисто теоретически это опровергнуть невозможно». Поэтому он предлагает делать это по-партизански, «перформативно», т. е. массированно используя ключевые слова в превратном контексте («агент национальной безопасности», «национальный интерес»), размывая смысл слов, прививая им двусмысленность в массовом сознании. И выражает надежду, что ориентированные подобным образом ангажированные журналисты смогут сделать то, чего «ни ученые, ни педагоги прямым образом достичь не могут»[506]

.

Что, кроме брезгливого отвращения может вызвать «ученый», в открытую призывающий СМИ фальсифицировать научные данные и манипулировать общественным сознанием?!

Но Малахов просто младенец рядом с Тишковым. Одиозная фигура последнего, всюду твердящего, что никаких этносов и тем более наций нет (публично заявившего, например, — в Государственной Думе! — что никаких русских в природе не существует)[507], заслуживает внимания.

Самое поразительное, что открывается при чтении работ Тишкова, это его принципиальное нежелание хоть как-то подкреплять аргументами свои основные тезисы. И выход из этого тупика он находит самый примитивный. Не в силах ничего доказать на деле сам, он взывает к тем самым авторитетам: Барт, Дойч, Геллнер, Хобсбаум и др. Показательным является выбор Тишковым цитат для подкрепления своей позиции. На мой взгляд, они скорее разрушают ее, сами нуждаясь в подкреплении, которого не в силах дать никто. Я привожу цитаты именно в тишковском контексте, демонстрируя их порочное, но органическое единство:

— «Понятие нации требует коренного пересмотра в нашем обществознании, а вместе с этим — в общественно-политической и конституционно-правовой практике. Распутать этот клубок чрезвычайно сложно. В этой связи Э. Геллнер, на мой взгляд, справедливо замечает: “У человека должна быть национальность, как у него должны быть нос и два уха… Все это кажется самоочевидным, хотя, увы, это не так. Но то, что это поневоле внедрилось в сознание как самоочевидная истина, представляет собой важнейший аспект или даже суть проблемы национализма. Национальная принадлежность — не врожденное человеческое свойство, но теперь оно воспринимается именно таковым”. Причем добавим, что воспринимается не просто в бытовом, массовом сознании, но и даже профессиональными философами, пишущими, что “национальность дана человеку от рождения и останется неизменной всю его жизнь. Она так же прочна в нем, как, например, пол” (Ю. Бромлей)»[508];

— «Не среди наций рождаются национальные движения, а, наоборот, на почве национальных движений, достигших определенного развития народов, оформляется идея нации. Нельзя не согласиться с Э. Геллнером, что “нации создает человек, нации — это продукт человеческих убеждений, пристрастий и наклонностей. Обычная группа людей (скажем, жителей определенной территории, носителей определенного языка) становится нацией, если и когда члены это группы твердо признают определенные общие права и обязанности по отношению друг к другу в силу объединяющего их членства. Именно взаимное признание такого товарищества и превращает их в нацию, а не другие общие качества, какими бы они ни были, которые отделяют эту группу от всех стоящих вне ее”. У этого же автора есть еще более лаконичное определение нации, заимствованное у Карла Ренана, — это своего рода “постоянный, неформальный, извечно подтверждаемый плебисцит”»[509].