Но опять-таки и здесь сумел извлечь то, что относилось и к «любомудрию»136
. И вместе с этим нельзя было назвать познания его дилетантскими, поверхностными. «Каждую науку изучил он до такого совершенства, как бы не учился ничему137
другому. Так изучил он все, как другой не изучает одного предмета» .
Так обстоит дело. Но как определить для каждого границу глубины в изучении наук и одновременно критического отношения к ним, сказать здесь невозможно. Это зависит от многих скрытых (промыслительных) и внешних причин. Ведь и данный пример из жизни св. Василия Великого не является, в сущности, доказательством дозволительности всем и каждому заниматься наукой во всех ее разветвлениях. И тот же св. Василий, который с таким жаром и прилежанием изучал науки, когда был студентом афинской Академии, писал в зрелом возрасте, уже будучи епископом, своему бывшему учителю, профессору и тогдашнему светилу красноречия Ливанию, что он бросил уже занятия изящной классической
138
литературой и сменил их на более достойные. «Я теперь, — пишет Василий , — беседую с Моисеем, с Илиею и с подобными им блаженными мужами, которые пересказывают мне свои мысли на грубом языке: и что у них занял, то и говорю. Все это верно по мыслям, но не обделано по слогу, как видно и из сего самого письма. Ибо если и выучился я чему у вас, то забылось это со временем». Таким образом, занятия Свящ. Писанием были для Василия Великого и для бесчисленного сонма всех иных подвижников славнейшим делом, пред которым ничто
139
вся наука .
Итак, закончу тем, с чего начал. Если кто может отказаться от образования в пользу чистого созерцания, то есть подвигов и молитвы, — честь и хвала ему. (Не за неграмотность, тьму и невежество я стою, но за замену их непосредственно светом Христова Разума и явлением духовной силы, 1 Кор. 2, 4, 16. Различать!) Если кто не может — пусть занимается премудростью мира сего, но только пусть посвящает труд свой Христу и Церкви, выискивая в кучах культурного мусора блестки духовного золота140
. А кто в силах совместить то и другое — но, кажется, нет в нынешнем веке таких людей! — тот выше всякого определения, не только моего.-127-
Понятие о нем уже дано было выше141
.Теперь перейдем к историческим формам его существования. Конечно, я не могу здесь излагать полную последовательную историю толкований на Свящ. Писание, начав с первых времен христианства и окончив ее нынешними днями. Для этого надо бы написать несколько специальных томов. Я могу только указать на отдельные моменты в этой истории, в частности сказать несколько слов о ее начале. Это тем более необходимо, что принципы, положенные в основу методологий этих христианских толкований, проходят осевым стержнем чрез всю историю экзегетики до наших дней. И не может быть иначе. Впрочем, нужно оговориться. По причине постепенного умаления духовного разума в людях, одна школа толкования, как увидим ниже, требующая от человека большого духовного опыта и познания тайн сокровенных вещей, должна была уступать с ходом столетий свое место другой, более подходящей для новоначальных. А куда это дело зайдет при конце века, один Бог знает.Итак, как началась эта история?
Начало экзегетической науке было положено в Александрии, которая была центром древнего языческого просвещения и отдельных наук — словесных, математических и философских142
. Здесь со времен еще апостольских открылось143 христианское училище (5i5aoKaXsiov leptov Aoyov), училище огласительное (то тгц; катг|%г|оео<; SiSaomXeiov)144, — первоначальное зерно наших современных духовных академий и богословских институтов. Это училище прославилось благодаря своим выдающимся ученым богословам и философам своего времени. Ряд их начинается с Афинагора и Пантена (189-195 гг.), загорается особенным блеском таланта у Климента и достигает высшей точки своей славы при его преемнике Оригене.Направление, которое давали читаемым здесь лекциям и наукам указанные мужи и их преемники — св. Дионисий, св. Пиерий, св. Петр и другие, — отличалось
-128-
Это созерцательное направление легло в основу и сделалось отличительной чертой особого толкования Библии — мистического. Впоследствии оно особенно процветало у египетских отцов-аскетов, но никогда не пренебрегалось и всеми другими подвижниками, которые находили с его помощью ответ на все сокровенные свои думы, недоумения и чаяния.