Особо дикая магия

– Очень может быть, что и нет, – кисло соглашается он. – А ты, смотрю, сегодня в прекрасном настроении.

Она качает головой и сглатывает ком, возникший в горле.

– Я ухожу.

Его раздражение отчасти улетучивается.

– Уже поздно.

– И что?

– Я надеялся, что ты поможешь мне кое в чем. Я все переделал и, кажется, почти додумался, как изготовить то, что убьет хала.

По ее спине ползут тревожные мурашки. Неужели он и правда нашел другой способ?

– Додумался?

– Ага. Зайдешь посмотреть?

– Конечно, – голос слегка вздрагивает.

Следуя за ним в лабораторию, Маргарет вновь чувствует себя перепуганной девчушкой из своих страшных снов. Он толкает дверь, ее сердце судорожно колотится. Воздух в лаборатории висит густой и неподвижный, как туман. Стены, как обоями, оклеены записями Уэса, каждый листок лихорадочно исписан его каракулями и заляпан кофе. Знакомый манускрипт лежит открытый на столе.

Маргарет с оцепенелым непониманием впитывает увиденное. Губы Уэса шевелятся, но смысл его слов тонет в невнятных звуках, похожих на жужжание пчел. Только когда он хмурит брови и тянется к ней, она наконец слышит, как он недоуменно зовет ее:

– Маргарет?

Она разом приходит в себя.

– Да?..

– Ну, и как тебе? – Его голос слышится прерывисто, будто они под водой. Она едва выдерживает его взгляд, полный напряженного предвкушения, как у гончей, которая сумела выполнить особенно трудную команду. Неужели он действительно хотел порадовать ее?

– Извини, что ты сказал?

Он явно расстроен.

– Я говорил, что хотел расспросить тебя об этой задаче, над которой я до сих пор ломаю голову. Почему никто не смог убить последнего демиурга? Если бы вопрос был лишь в создании достаточно прочной пули, кто-нибудь уже наверняка изготовил бы ее, верно? Я рассудил, что должно существовать какое-то утраченное искусство, о котором мы напрочь забыли за последние двести лет. И поскольку ты говорила, что твоя мать занималась изучением хала, я подумал, что она наверняка что-то об этом знала. И, возможно, даже поняла, в чем тут секрет.

Когда Уэс проходит в центр комнаты, ногой отодвинув в сторону опасно накренившуюся стопку книг, очертания теряют четкость перед глазами Маргарет. Поле ее зрения сужается, как воронка, до тех пор, пока в нем не остается лишь цикл трансмутации у ног Уэса, тщательно прорисованный мелом. Змей, глотающий собственный хвост, служит основой построения, окруженного отчетливыми штрихами, похожими на солнечные лучи.

Эту схему Маргарет узнала бы где угодно.

Она преследует ее в кошмарных снах. Ее след остался на половицах в этой самой комнате. Ее компонентами полнятся все зашифрованные записи ее матери. Первый шаг magnum opus – формула, разлагающая физическое тело демиурга. Благодаря ей Уэс сможет обратить хала в пепел, а если расшифрует остальные записи ее матери, то методом очистки превратит останки демиурга в сырье для получения философского камня.

– В этой книге я разбирался последние несколько недель. В ней полно причудливых иллюстраций, но твоя мама сделала к ним подписи с указаниями. Должно быть, несколько лет потратила, чтобы разгадать их смысл.

Как? Как он умудрился найти единственный манускрипт во всей лаборатории – возможно, последний уцелевший в мире, – в котором содержатся указания насчет выполнения magnum opus?

– Она все записывала шифром, так что я разгадывал его целую вечность. Судя по тем отрывкам, которые я понял, она объясняет, как строить три схемы, начиная вот с этой. Но указания она оставила незаконченными, скорее всего, намеренно, – он тычет в самое внутреннее из колец схемы, подписей в котором нет. – Знать бы только, чего здесь недостает, и мы наверняка убили бы его. Вот я и подумал, может…

– Нет, – отрывисто говорит она. – Этого делать нельзя. Больше в эту книгу не заглядывай!

Он совершенно растерян.

– Но…

– Значит, именно этим ты и занимался все время?

– Отчасти, но я…

Маргарет падает на колени рядом со схемой. Она понимает, что выглядит свихнувшейся, судя по тому, какими вытаращенными глазами смотрит на нее Уэс, но ей все равно, она судорожно стирает схему ладонями.

– Э-э! – Оттенок его голоса – что-то среднее между негодованием и озабоченностью. Уэс присаживается рядом и берет ее за руки выше запястий. Ее кисти бессильно повисают между ними, белые как кость и дрожащие. Он переводит взгляд с выпачканных мелом ладоней на ее лицо, и пока ее зрение затуманивают непролитые слезы, он говорит с ней, как с пугливым пони: – Маргарет, в чем дело?

– Уничтожь это. Сейчас же. Сожги все, что нашел. Забудь все, что, как тебе кажется, знаешь. Ты должен. Должен пообещать мне, Уэс. Пообещай!

– Но это же, возможно, наш единственный способ победить.

– Умоляю, – всхлипывает она.

– Ладно, ладно. Обещаю, – Уэс в беспомощном отчаянии смотрит на нее. Постепенно его пальцы разжимаются. – Господи, ты смотришь на меня так, словно я едва не сделал что-то ужасное.

– Ты понятия не имеешь, во что влез. Эта книга, эти трансмутации… Они влияют на людей. Меняют их.

– Значит, ты уже видела раньше, как кто-то пытался это сделать.

– Да. Моя мать.