Особо дикая магия

– Что на тебя нашло? – Глаза Ивлин обиженно блестят. – Можешь осуждать меня сколько угодно, но все, что я делаю, я делаю ради нашей семьи. Уж извини, что не могу, подобно другим добрым катаристкам из города, всю свою жизнь посвятить тебе. После того как твой отец ушел, мне пришлось растить тебя одной, и я не оставила бы тебя здесь, не будь ты достаточно взрослой, чтобы справиться самой.

– А может, я еще недостаточно взрослая.

Ивлин глубоко вздыхает, словно собираясь с остатками терпения.

– Да. Вполне возможно. Но теперь я дома, и я думала о тебе каждый день. И была так терпелива с тобой, как могла, учитывая обстоятельства. Неужели этого тебе мало? Могла бы, по крайней мере, вести себя со мной прилично, без лишней жестокости.

Да, хочется ответить ей, этого мало.

Ивлин здесь, но на самом деле ее нет и не было уже много лет. Часть ее существа вышла за дверь в день смерти Дэвида и обратно не вернулась. Горячие слезы струятся по лицу Маргарет, она ощущает вкус соли на губах. Так унизительно плакать, так унизительно подтверждать, что ее мать права. Может, она и вправду недостаточно взрослая, чтобы справляться, но от попыток она уже устала. Страшно устала ждать, когда хоть что-нибудь изменится.

Так устала быть одна.

– Утром первым делом, – говорит Ивлин, – мы пойдем в город и запишем в качестве твоего алхимика меня вместо него. У меня, разумеется, имелись другие планы, но раз уж ты дала мне такую возможность, глупо было бы упустить ее.

– Нет, – тихо говорит Маргарет. – Этого я больше не сделаю. Не буду.

Ивлин недоверчиво смеется.

– Пробуешь и со мной торговаться? С твоим другом получилось удачно. Не стесняйся.

– Нет. Это не торг. И не сделка. Я уезжаю. Завтра утром мы с Уэсом победим на охоте, а ты поступай как хочешь. И непременно продолжай работать не покладая рук ради своей семьи из одного человека.

Пока не сдали нервы, Маргарет выбегает в коридор. Она слышит нерешительную попытку матери погнаться за ней – раздраженный скрежет ножек стула по половицам, снисходительно медленный стук каблуков.

– Да кем, черт возьми, ты себя возомнила, если смеешь так разговаривать со мной?

Маргарет распахивает дверь своей спальни и вытаскивает из-под кровати чемодан. Все, что она слышит – дикий стук сердца, отдающийся в ушах, панический ритм дыхания. Возьми себя в руки. А руки дрожат так, что она едва не рвет все свои кофточки, сдирая их с вешалок и засовывая в чемодан.

Наверняка она что-нибудь забыла, что-то еще, принадлежащее ей. Но если не считать одежды и ружья, ничто в этом доме не имеет для нее сентиментальной ценности. Ничто, кроме ее книг, но истертые от времени страницы раскрошатся в пыль, если она попытается свезти их вниз с горы в тележке. Придется их оставить.

Ивлин ждет ее на площадке лестницы, раздраженно скрестив руки на груди.

– Ну и куда ты пойдешь на ночь глядя? Об этом ты хотя бы подумала?

Подальше от тебя. Куда угодно. К Уэсу.

– Пропусти.

– Я не дам тебе уйти от этого разговора.

Она проталкивается мимо Ивлин и торопливо сбегает с лестницы.

– Бедокур!

Он вскакивает, тем временем Маргарет прихватывает из гостиной охотничий нож с разрисованной рукояткой. И сует его в карман юбки, стараясь сделать это как можно незаметнее.

– Не смей, – резкость материнского голоса чуть не лишает ее самообладания. – Ты не имеешь права так поступать. И бросать меня тоже. Я же люблю тебя, Мэгги. Неужели для тебя это ничего не значит?

«Я люблю тебя». Сколько времени прошло с тех пор, как Ивлин говорила ей об этом?

Когда-то она заявляла об этом ежедневно тысячей разных способов. Заглянув в этот светлый карман ее памяти, полный самых счастливых и надежных воспоминаний, она находит одно – золотистое, как рожь и солнечные лучи. Весной они ходили гулять по холмам, где буйно расцветали маки, раскинувшись на целые мили, и ястребы парили над головой. Ивлин указывала на каждое растение, которое им попадалось, и сообщала их названия, как важную тайну: тис, вьюнок, шлемник. Они лежали бок о бок в траве, а мать старательно плела венок. Королева Мэгги, благоговейно произносила она, возлагая готовый венок ей на голову.

Подавив всхлип, Маргарет вцепляется в дверную ручку.

Как оторваться от родной матери? Как отплатить бегством за любовь? Как заставить себя забыть все маленькие проявления доброты и нежности? Но этим знакам внимания никогда не заменить ее целиком, или их обеих, как бы отчаянно ни хотела этого Маргарет. Она создала себе мать из драгоценных воспоминаний и жила ими. Но больше она не может довольствоваться этими крохами.

Открыв дверь, она делает ошибку – оглядывается. Ивлин подсвечена со спины призрачным, желтоватым сиянием настенных светильников, но Маргарет видит, как быстро она меняется. Ее скривившееся лицо разглаживается, превращается в маску такого спокойствия и собранности, словно ей все равно.

– Отлично. В таком случае, уходи. Ты истинная дочь своего отца.

Маргарет выходит, хлопнув дверью.