Читаем Особое чувство собственного ирландства полностью

Обожаю вот эту внезапную перемену. Буквально только что шел я по улице, ничем крупным вовсе не располагая. В следующую минуту уже сижу в ресторане, и вдруг целый стол с четырьмя стульями оказываются в моем полном распоряжении. Я пока никому не заплатил ни пенса, но все вокруг понимают правила. «Простите, сэр, ничего, если я одолжу у вас стул?» Так человек говорит. Он понимает. Ни с того ни с сего хочется обзвонить всех знакомых, кто говорил, что у меня не получится. «Езжай сюда скорее. Прямо сейчас я целиком и полностью владею пепельницей, кувшинчиком молока, розовым цветочком, маленькой пластмасской с цифрой „пять“ на ней, белой скатертью, четырьмя здоровенными стульями и громадным столом. Йип-пии!»

Не выношу же я, когда официант позволяет мне обжиться. Дает привыкнуть одалживать мою пепельницу, разрешать людям отхлебнуть из моего кувшинчика с молоком. Едва-едва во мне успевает возникнуть этот приятный трепет от раздачи стульев, как официант произносит что-то такое: «Мне ужасно неловко, но у нас сегодня очень людно… вы не будете возражать, если я подсажу к вам еще человека?»

Мне неймется спросить его: «Как можно так со мной поступать? Как вы смеете предлагать мне поделиться моим очаровательным розовым цветочком с совершенно чужим человеком?» Но я молчу. Киваю — и другой человек подсаживается. Хочется сказать ему: «Ну хорошо, вы, допустим, сидите здесь, но вот это моя часть пластмасски с цифрой „пять“ на ней и мой кувшинчик молока, и только попробуйте подвинуть мой цветочек, потому что мне он нравится там, где стоит сейчас. Да, и держитесь, будьте любезны, своей половины стола. Моя половина — от пепельницы, а потому только попробуйте хоть что-нибудь свое поставить на мою половину».

Попадаются мировецкие люди. Остаются на своей половине, и все идет гладко. Все бы так. Но бывает, в меня будто пуляют предупредительным выстрелом, — когда человек закуривает и тащит пепельницу вглубь своей территории. Такие не спрашивают, вот еще. Доев суп, загоняют свою пустую тарелку на твою половину. У меня брат такой. На середине нашей с ним кровати в детстве пролегала незримая граница, но брат не обращал на нее никакого внимания. Складывал ноги на мою половину, а иногда за ногами следовали и прочие его части. И все — леденющие.

Столик на одного — не выход, поскольку мне нравится владеть уймой стульев в придачу. Может, лучше вообще питаться дома. Не уверен.

Прошу вас, запишите на мой счет

Пабы это дело недолюбливают. Им не нравится, если люди забредают с улицы, устремляются в туалет, а затем прямиком шагают обратно. Пабы вывешивают объявления. «Туалеты только для наших посетителей». Поэтому я всегда покупаю сперва у них что-нибудь. Коробок спичек. И после этого можно спокойно пи-пи. Когда я не один и приглашаю своего спутника на пи-пи — прикрываю его, покупая пакет хрустящей картошки. «Запишите на мой счет». Бармены скорее всего в курсе. Они перехватывают ваш взгляд, стоит вам только войти. «Я точно знаю, что у тебя на уме. Ты из клиентов-налетчиков. Если есть в тебе хоть какая-то честь, закажи пинту». Чувствуешь себя пацаном среди сада, в фуфайке, набитой яблоками.

Веду список пабов, за которыми должок. Блокнот, исписанный названиями и адресами, где я брал кофе с сэндвичами, а в их уборную не наведался. Вот так набираю себе уйму должников. В Дублине есть по крайней мере десять пабов, куда я могу заходить с чистой совестью, облегчаться и топать дальше. По-моему, пабам надо вести подобные же списки. Так бармену будет известно, когда буравить тебя взглядом, а когда улыбаться. «Вперед. Все в порядке, ты тут сэндвич ел 25 октября 1990 года».

Если при тебе ребенок, преград никаких. Устремляешься внутрь, и все понимают, что дело срочное, все поспешно убираются с дороги, а мужики выкрикивают: «Осторожно, ребенок!» Бармен даже дверь подержит. Ни спичек покупать не нужно, ничего.

В шикарных гостиницах все замечательно. Заходишь в фойе, озираешься по сторонам, будто выискиваешь лорда и леди Понсонби-Смют. На самом же деле выискиваешь ты значок мужской уборной. Если нужда не слишком настоятельна, можно даже присесть ненадолго и бесплатно почитать что-нибудь. Многие гостиницы держат в наличии подшивку свежих газет, скрепленных деревянной рейкой, чтобы ты с ними домой не ушел. Себе же во вред они так, потому что гораздо проще развести из них костер — дрова для растопки уже приложены. Когда всем и каждому становится понятно, что чета Понсонби-Смют не явится, ты просто делаешь то, что должен, и уносишь ноги.

Были б у нас цивилизованные публичные заведения, я б на спичках и хрустящей картошке целое состояние сэкономил.

Иногда выбор книги — большая морока

Перейти на страницу:

Похожие книги

Круги ужаса
Круги ужаса

Бельгийский писатель Жан Рэй, (настоящее имя Реймон Жан Мари де Кремер) (1887–1964), один из наиболее выдающихся европейских мистических новеллистов XX века, известен в России довольно хорошо, но лишь в избранных отрывках. Этот «бельгийский Эдгар По» писал на двух языках, — бельгийском и фламандском, — причем под десятками псевдонимов, и творчество его еще далеко не изучено и даже до конца не собрано.В его очередном, предлагаемом читателям томе собрания сочинений, впервые на русском языке полностью издаются еще три сборника новелл. Большинство рассказов публикуется на русском языке впервые. Как и первый том собрания сочинений, издание дополнено новыми оригинальными иллюстрациями Юлии Козловой.

Жан Рэ , Жан Рэй

Фантастика / Приключения / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Ужасы и мистика / Прочие приключения