Читаем Особое чувство собственного ирландства полностью

Добивают меня не те передряги, что велики. Годы жизни у меня отнимают как раз сочетания передряг мелких и зловредных. Это голоса у меня в голове, бунтующие всякий раз, когда я приближаюсь в супермаркете к стойке с развесными сладостями. «Давай… быстро… никто не смотрит. Катись мимо как ни в чем не бывало и цапни розовую зефирку, они клевые». «Дурак ты совсем. Там небось невидимый луч поперек зефирного отсека. Сунешь руку — и зазвенит сигнализация, и синие огни замигают, и будет тебе позор». «Чепуха. Кому какое дело до маленькой зефирки. Ты подумай, сколько здесь тратишь. В худшем случае это простительный грех… тебя и близко ни к какому Аду не отправят из-за него». «Ни с места. Допустим, у них там в конторе куча телеэкранов, и в них смотрят специально обученные наблюдатели. Протянешь руку к этим сладостям — и тебя сразу прожектор высветит. А следом металлический голос загремит: „ЭТОТ МЕЛКИЙ ХУЛИГАН СОБРАЛСЯ СТИБРИТЬ РОЗОВУЮ ЗЕФИРКУ!“» Такое напряжение я выдержать не могу. Я действительно украл однажды конфетку, и оказалось, что не в силах расслабиться, пока не съем улику. Катил себе дальше свою тележку по супермаркету и ощущал вкус розовой совести во рту.

Не знаю, откуда берутся эти голоса. Иногда выступаю по телевизору, и самообладание мне рушит тихий докучливый шепот у меня в голове. «Эй ты, да, ты, мистер Круть. Вообще не имею в виду, что так оно и есть, но допустим, что у тебя ширинка сейчас расстегнута!» Первый порыв — скользнуть рукой вниз и молниеносно проверить, но перед миллионом людей, следящих за каждым твоим движением, так себя не ведут. Голос «расстегнутой ширинки» я в силах терпеть, когда прогуливаюсь по Графтон-стрит, потому что всегда можно метнуться ко входу в какой-нибудь магазин, но перед тремя камерами не спрячешься.

Иногда я сижу в автобусе и вижу на тротуаре кого-нибудь знакомого. Мы оба машем друг другу, и автобус трогается. Но вдруг тормозит на светофоре, ты чувствуешь, что знакомец-то догоняет, и думаешь такой: «Ох господи, придется еще разок помахать». И вы оба неловко машете друг другу повторно, и автобус едет дальше. Но вот вы застреваете в пробке и думаете: «Ну нет… в третий раз ну совсем никак… давай, автобус… двигай… догоняет!»

Желаю себе немножко здоровенных серьезных хронических стрессов. Добивают меня как раз такие вот мелкие.

Потроха на подтяжки

Сегодня утром я порезал палец. В былые времена, когда я преувеличивал, из пальца бы хлестала кровь. Кровь расплескалась бы по всему полу в кухне. Потребовалось бы экстренное заграждение, чтобы усмирить потоп. Но нет. На пальце просто выступило немного крови.

Что такое катастрофа, я в курсе. Помпеи. Вот это да. «Титаник». Тоже оно. А если мы не дотягиваем до финала Еврокубка по футболу, это не катастрофа. «Боже, настоящая катастрофа вчера ночью стряслась». Я переспросил у человека, разразилась ли какая-нибудь приличная война или что? «Нет, — сказал он. — Богемцы продули 2:1».

Проще простого же — скумекать пропорции. Очень неприятно потерять ключ от входной двери. Ужасно раздражает, если не отыскивается билетик в автобусе. Но попробуйте держать в уме, что Бо-Пип куда-то подевала целое стадо овец[151]. Британцы потеряли империю. Во время Французской революции уйма аристократов остались без голов. Вот это, я понимаю, действительно способно отбить охоту ужинать.

Думаю, было б по-настоящему чудесно, если бы кто-нибудь умел прищелкнуть пальцами, пробормотать «биземби» — и здание Таможни исчезло. Еще чудеснее, если бы они могли произнести то же слово вторично, и на месте Таможни возник бы Рей Чарлз за роялем и спел «Двигай прочь, Джек»[152]. Чудодейственные стиральные порошки мое воображение больше не поражают. Вот если б они превратили всю мою одежду в костюмы от Льюиса Коупленда[153]

, тогда еще может быть.

Ужасно трудно относиться к какому угодно публичному выступлению Фрэнка Синатры как к «Непревзойденному Событию». Если бы Красное море расступилось, когда он поет «Песни для свингующих влюбленных»[154], тогда ну примерно еще куда ни шло. У меня нет никакого желания приобрести себе пылесос «Непревзойденный», если только он не из таких, что интуитивно знают, когда дом нуждается в уборке. Такие пылесосы включают себя в розетку и бесшумно скользят по всему дому, пока работа не выполнена безупречно. После чего опорожняют себя, выставляют мешок на выброс и оставляют мне об этом записку, затем убирают себя на хранение. Вот это непревзойденно.

Одна женщина сказала мне вчера, что чуть не умерла, увидев, в каком состоянии комната ее дочери. Сказала, что собирается убить ее, когда они сегодня увидятся. Ее муж уроет ее сына за его табель из школы. Потроха его на подтяжки пустит. Так выражался Влад Колосажатель. Но вот он-то, думаю, не преувеличивал.

СЛАВА АРМИТЕДЖУ ШЕНКСУ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Круги ужаса
Круги ужаса

Бельгийский писатель Жан Рэй, (настоящее имя Реймон Жан Мари де Кремер) (1887–1964), один из наиболее выдающихся европейских мистических новеллистов XX века, известен в России довольно хорошо, но лишь в избранных отрывках. Этот «бельгийский Эдгар По» писал на двух языках, — бельгийском и фламандском, — причем под десятками псевдонимов, и творчество его еще далеко не изучено и даже до конца не собрано.В его очередном, предлагаемом читателям томе собрания сочинений, впервые на русском языке полностью издаются еще три сборника новелл. Большинство рассказов публикуется на русском языке впервые. Как и первый том собрания сочинений, издание дополнено новыми оригинальными иллюстрациями Юлии Козловой.

Жан Рэ , Жан Рэй

Фантастика / Приключения / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Ужасы и мистика / Прочие приключения