Особое чувство собственного ирландства

Мечтаю узнать, кто такой Армитедж Шенкс[155]. Отчаянно желаю поблагодарить его. Его имя — неотъемлемая часть стольких пи-пи, что я уже потерял им счет. Я видел эту надпись на всевозможных писсуарах — от баров до первоклассных гостиниц. Более того, где бы ни собирались отлить мужчины по двое-трое, там всегда найдется Армитедж Шенкс.

Хочу сочинить ему прочувствованное письмо благодарности. У меня такое ощущение, что мы знакомы лично, поскольку у нас с ним было столько сокровенных встреч. Когда б ни думал я о них, бываю глубоко растроган. «Дорогой Армитедж, меня зовут Пат, мне почти 51 год. Если исходить из среднего дневного показателя в пять пи-пи, в жизни у меня их уже случилось, по моим оценкам, 93 135. Дополнительные 60 я включил, чтобы учесть високосные годы. Армитедж, у меня от этой цифры дух захватывает. Не хвастаюсь, ничего подобного. Скорее, отдаю себе отчет, до чего значимую роль вы играете в моей жизни. Спасибо вам. Прошу вас поблагодарить и миссис Шенкс. Если достигну когда-нибудь золотого показателя в 100 000, надеюсь устроить торжества и буду счастлив пригласить вашу персону вместе с супругой и всеми малютками Шенксами. От души надеюсь, что всем вам удастся явиться. Ваш, с огромной признательностью, Пат Инголдзби».

Да мне неизвестно, где он живет, — более того, я вообще ничегошеньки о нем не знаю. Воображаю, что он ведет жизнь эсквайра где-нибудь в Беркшире. Его прадедушка изобрел писсуар, надолго застряв на необитаемом острове. В один прекрасный день, праздно рисуя на белом песке палочкой, он вдруг произнес: «Гёспадзи, сдается мне, вот оно — то, что изменит историю пи-пи, какой нам она ведома». И действительно. Представляю себе, что нынешний Армитедж располагает очень изысканным плавательным бассейном в форме исполинского розового писсуара.

Такой бассейн — не ради того, чтобы пускать пыль в глаза, а в память о прадедушке, выбравшемся на берег в Дувре после грандиозного заплыва с изгнания на коралловом рифе домой. За несколько мгновений до того, как изможденно отключился, он набросал чертежик на английском песке и подписал его палочкой. Остальное — история нашего общества.

Армитедж, что б мы без тебя делали.

Непростое это дело — сходить по-маленькому

Человек сказал мне, что собирается прогуляться в комнату для мальчиков. Я на миг призадумался. Мы пили кофе в «Бьюлиз». Ну уж как Бог свят нет у них тут детской игровой комнаты. «Куда-куда вы собираетесь?» Он посоображал секунду. «Эм-м… руки помыть иду». Тут во мне внезапно взыграло чудовище. Я решил вынудить человека произнести то самое слово. «Но у вас совершенно чистые руки. Ни пятнышка. Скажу больше: редко доводится видеть такую безукоризненно чистую пару». «Нет-нет… я в том смысле, что… насчет собаки кое с кем условиться». Черта с два. Никаких собак в ресторане. И никаких сделок ни с кем в кафе, да еще и насчет собаки.

Одна моя тетушка называет это клозетом. Я поймал себя на мысли: интересно, а вот этот человек, у него в словаре эвфемизмов есть такое слово? «Кхм… вы заикнулись о собаках. Рыжий сеттер или кто?» На этом этапе он уже явно был готов лопнуть. «Нет, я не имел в виду настоящую собаку. Посетить. Я намерен посетить».

Я сказал ему, что обожаю посещать. Особенно, если у человека, которого посещаешь, есть собака. Можно вывести ее погулять, бросать палки и кричать «апорт!», «сидеть!» и «лежать!».

У человека истощались и время, и учтивые фигуры речи. И потому я решил немножко помочь ему. «Скорее всего вы на самом деле хотите сказать мне, что в делах людей прилив есть и отлив. Уильям Шекспир так сказал. Бессмертный бард рекомендовал с приливом достигать успеха»[156]

. Вот этого мне говорить точно не стоило. Подействовало бы так же, если б нянечки отвернули все краны в палате, чтобы побудить очень застенчивого пациента. Мой собеседник попросту не мог больше ждать. Он выпалил что-то насчет умиротворения природы.

«А, ну это же совсем другое дело! Не сам ли У. Б. Йейтс, полеживая на диване, когда уныл и грустен взор, воспоминал он в упованье про нарциссы, пляски и задор?»[157]

Человек корчился в муках. Умолял меня перестать с ним разговаривать о поэтах и собаках. Но он сам первый начал, а я теперь не мог остановиться.

«Не Уильям ли Мэйсфилд писал, что сей дикий зов и внятный зов, пред коим нельзя устоять?»[158] Ответа не последовало. Человек удрал. Доить ящерку помаленьку — или по-маленькому, или как там.

Будьте любезны, держитесь своей половины стола