Особое чувство собственного ирландства

Организм переживал глубокое потрясение. Такого посреди дня не ждешь. Через час я почувствовал себя в силах вернуться в мир. Спустился, позвонил в свой жилищный кооператив — проверить выплаты. Девушка-оператор попросила меня побыть на проводе пару секунд. А затем в трубке запульсировала музыкальная запись. От гипнотического ритма «Болеро» Равеля в мочках ушей у меня возникла электрическая щекотка. Джейн Биркин и ее бронхиального припадка в супермаркете было вполне достаточно. Но воспоминания о Бо Дерек с подачи строительного кооператива превысили пределы выносливости моего организма. Я мучительно отбивался от буйства сцен из фильма «Десятка»[170], и тут в трубку вернулась девушка-оператор.

«Ради всего святого, — взмолился я. — Никогда не ставьте мне больше Равеля. „Зеленые рукава“, или „Английский сельский садик“[171], или какой угодно гимн на ваш вкус, но не это!» После чего я вновь отправился наверх. С возрастом у всех нас бывает.

Почему стараться не глазеть гораздо труднее, чем глазеть

Иногда мне бывает трудно не глазеть. Стоял я на прошлой неделе возле универмага, ждал друга. В магазинной витрине позади меня возникла молодая женщина и принялась стаскивать одежду со всех манекенов. Несколько мгновений — и ни на одном не осталось ни лоскута. Затем женщина исчезла. Возможно, ушла на перерыв чаю попить или что-нибудь такое. Бросила меня у витрины, набитой манекенами непристойного вида, которые замерзли б насмерть, будь они людьми. Не хотелось глазеть — но как раз эту ошибку я и совершил. Чем сильнее стараешься не делать чего-то, тем больше напряжение. Жена Лота превратилась в соляной столп за меньший проступок.

То же происходит, когда едешь домой на ДАРТе затемно. Во всех домах горит свет, и многие не утруждаются задергивать шторы. Жизнь была б куда проще со всех сторон, если б задергивали. Глазей кто-нибудь в мои окна во втором этаже из окон проходящего поезда, я бы преисполнился праведного негодования, однако сам катаюсь на ДАРТе и время от времени кошусь. Если внезапно превращусь в соляной столп, придется сидеть на своем месте, пока крепкие люди не вынесут наружу на конечной.

Необходимо запретить парочкам массировать друг дружку на крылечках магазинов возле очередей к автобусу. Все в очереди сосредоточенно пялятся строго перед собой и взгляд удерживают недвижимо. А тем временем на крыльце руки под пальто, пальто под руками, и труднее всего не видеть, когда ты как бешеный сосредоточиваешься на том, чтобы не видеть. Помню времена, когда у всех тягловых лошадей в Дублине были шоры. Вряд ли они понимали, до чего им повезло.

Я вам верил, а вы мне?

Мы о них знали очень мало. Они все ходили в школу для девочек. Стояли вместе у противоположной стенки в танцзале. Плакали, если их обидеть. Им нравился Джерри О’Киф, а ты его терпеть не мог. Но ты знал, что наступит день, когда с одной из них придется пойти на свидание.

Спросить было не у кого. Мы поголовно делали вид, что все необходимое нам уже известно. Стояли на школьном дворе, пихали друг друга локтями и перемигивались, и никто не имел ни малейшего понятия, чего это мы пихаемся и перемигиваемся. «Что-что я уже? Да ну ты сам знаешь!» И мы кивали — и терялись в догадках, о каком, к черту, знании речь.

И вот ты впервые вдруг оказываешься у «Клериз». Почти 7:30 вечера. О господи, она появится с минуты на минуту. Что-то в тебе надеется, что не придет. Ум работает как заведенный, пытается выдумать, что бы сказать гениального. Того и гляди возникнет. Проверить отражение в витрине. И вдруг она уже перед тобой. Ты так усердно сосредоточиваешься на том, чтобы выглядеть и разговаривать расслабленно, что не замечаешь, как она занята точно тем же. Начинаешь говорить, и она тоже, и вы оба умолкаете, получается очень громкая тишина, и ты уже забыл все гениальное, что собирался произнести. «А вот и ты». Соглашается с тобой в том, что она — вот. Вы вместе устанавливаете факт, что она — вот, а что дальше, неизвестно из вас двоих никому.

Она выглядит прекрасно, а тебе ужасно. Это совсем не то же самое, что стоять на школьном дворе и гомонить с пацанами. Она — вот, и она — всамделишная женщина, а ты кивай и подмигивай сколько влезет, но сейчас это тебе никак не поможет. Взять ее за руку, или она меня под руку возьмет, или что? Ой мамочки…

Сидя в полусвете кинотеатра, я размышлял, не пора ли нам держаться за руки. Вон тот парень. Он девушку свою обнимает. Но, может, они женаты. Это другое дело. Как мне обнять ее так, чтоб она не заметила? Наверное, думает, что я чересчур мнусь. Но, опять-таки, если сейчас сделать ход, может оказаться слишком рано. Просто схватить ее за руку или сказать сперва что-нибудь романтическое — или как? Интересно, какова помада на вкус. Интересно, узнаю ли я это когда-нибудь.

Вот здорово было бы с ребятами повидаться. И здорово было бы спросить у них: вы правда верили, что я знаю все то, о чем делал вид, будто знаю? Потому что я вам верил.

Я не нарочно