Остановка в пути

Кто бы мог предположить, что с этим Нибуром, который однажды темным зимним утром покинул материнскую кухню, произойдут такие события? Этот человек, до той поры тихий и послушный, даже слишком тихий и способный лишь изредка вспылить, отягощенный наследственностью со стороны отца и строптивого дядюшки, — ну и семейка! — этот человек переезжает по мосту через канал, попадает в большой мир, и так же часто, как он, в большинстве случаев против воли, меняет одежду, так же часто меняет он и то, что можно назвать его нравом. Да, по многим поступкам его не узнала бы теперь и родная мать и по многим дорогам не пошла бы за ним следом. Уж эта женщина знала, почему не пошла с ним на вокзал.

Нет, не годится. Мы все сошлись на одном: никто не мог предположить, что станется с Марком Нибуром. Так и договоримся, не то в один прекрасный день скажут: мать все знала заранее, она должна была предписать сыну закон, раз она этого не сделала, значит, сына нельзя наказывать. Nulla poena sine lege, однако закон, согласно которому родители предписывают законы детям, существовал всегда, значит, фрау Нибур в ответе за это, она — ответчица.

Нет, это не годится: мою мать оставим в покое. Она не представляла меня таким, каким я стал. Кто бы стал требовать от нее законов, запрещающих мне вынимать челноки из транспортируемых швейных машин? Парнишка даже не знает, где у нас дома стоит швейная машина, а уж что такое челнок, он и понятия не имеет. Он знает, что у тети Риттер есть швейная машина, что она курит только «Юнону» и любит кроссворды. Он даже умеет восстановить кроссворд, чтобы опять пришла охота его разгадывать, умеет иногда составить и сам. А откуда было парнишке знать, что человека за кроссворд могут затоптать насмерть? Чтобы он стал есть собачьи галеты? Да он и от домашнего-то печенья нос воротил — не любит, и все тут. Чтобы он стоял на подножке вагона и говорил речи девушке за стеклом? Господи, это в нем заговорил отец, с тем иногда было не сладить. Но парнишка не такой. Чтобы он оказался вместе с брачными аферистами и — как вы сказали? Со скотоложцами — это еще что такое? Что он куда-то вскарабкался, — да, это на него похоже, и что он себе однажды что-нибудь сломает, тоже можно было предвидеть. Но вот драться гипсовой рукой, это уж ни в какие ворота не лезет, хорошо, что вы мне сказали, дома он за это получит — как это он посмел! Но должна вам сказать: этого никто предвидеть не мог.

Верно, и никакой закон не может предусмотреть всего, раз уж никакой закон не может предвидеть всех возможностей Марка Нибура.

Нельзя судить о мире по тому, есть ли у него законы на все случаи жизни. Будь у него такие законы, это бы неопровержимо доказывало: с самого начала все было запланировано заранее, каким бы мир ни стал, он был таким и задуман, и самое худшее было задумано тоже.

Но это не так. Не годится. Мы продвинулись вперед во всем, продвинулись мы и в суждении о том, какое преступление самое тяжкое.

Не может быть наказания, если угроза его не содержится в законе ко времени совершения преступления. Но ведь это означает также, что человечество может жить спокойно, пока закон опережает преступника. Закон должен быстрее измышлять всевозможные преступления, чем их замышляют преступники, должен быть на месте преступления прежде его свершения. Не годится.

И у кого бы хватило сомнительного мужества заранее измыслить законы против тех, кто однажды начнет громоздить горы пепла, и горы женских волос, и горы оправ от очков в полном соответствии со служебной инструкцией, то есть избегая каких бы то ни было проволочек?

Таким этот мир запланирован быть не мог, иначе следовало бы наказать того, кто создал подобный план. И безразлично, существовал ли ко времени составления этого плана планозапретительный закон или не существовал.

Послушайте-ка этого Нибура: теперь он еще предъявляет претензии к творцу — такого уж от него никто не ждал и не предполагал.

Никто не предполагает: я не стремлюсь ни так высоко, ни так далеко назад, я только хочу сказать: правило nulla poena sine lege годится не всегда.

И еще я хочу сказать: «нет наказания без закона» звучит для меня слишком уж юридически. Я хочу лишь одного: нет наказания без деяния.

Ибо как бы ни называть содержание человека в помещении, где люди могут лежать только как ложки, это наказание. Но где же соответствующее ему деяние?

Прежде всего предъявите обвинение. Нет наказания без обвинения, основанного на каком-либо деянии. И не может быть обвинения, не основанного на деянии и не переведенного на родной язык обвиняемого.

Куда ж годится такое обращение с человеком на основании одних лишь слухов? Про него говорят. Якобы он. В Люблине. Произносят слово morderca. Это не годится. Не подходит. Незаконно. Верно, майор Лунденбройх? Майор Лунденбройх всегда говорил, что это незаконно, и он также сказал, что принимает поручение замещать меня в должности старшего.