— Ну… — снисходительно протянул Кущ, — тебе виднее! Твой мужик все-таки… Ты когда выбирала, куда смотрела?
— Жизнь выбирала… — сказала Ленка просто.
И очень нехорошо улыбнулась. Так, что Пименову в этот момент стало еще холоднее. Почти так, как на глубине.
— Дай мне полчаса, — попросил он, крепя один из фалиней к корме «Ласточки». — И я буду готов. Привяжешь понадежнее.
— Не боись! — Кущ сморщил нос и отхлебнул из запотевшего стакана. — Сейчас как выпьем! Как потянем!
— Первым потяну я, — предупредил Пименов. — Давай без самодеятельности и пижонства! Лежит эта штука не очень удобно и если мы напортачим, ничего хорошего не получится.
— Ты у нас командир! Надо же и тебе когда-то покомандовать!
— Я не шучу. И если ты не хочешь торчать здесь до осени, перестань юродствовать и послушай, что я говорю. Тянуть надо осторожно и только по моей команде. Колокол и сам по себе не пушинка, да еще и в песке завяз.
— А я что — возражаю? — спросил Кущенко. — Ёксель-моксель, Пима! Ты капитан, а я у тебя хоть юнгой готов работать, только достань эту фигню со дна!
— Вот и хорошо, Володя! Считаем, что друг друга поняли. — Пименов опустился на банку и махнул рукой Изотовой — отваливай! — И не пей пока! — крикнул он уже с расстояния в десяток метров, перекрывая шум движка.
Владимир Анатольевич отсалютовал стаканом, а девицы весело помахали руками из воды.
На «Тайне» было жарко. Пока Леха оттащил спарку на заправку и обтер себя ветошью, Ленка поставила чай и расстелила на юте, в тени, полотенце.
— Быстренько ложись, — приказала она Пименову, растирая руки кремом. — Помассирую. А то ты весь синий…
Леха сопротивляться не стал. Доски пола обжигали и через махровую ткань, но сейчас это было даже приятно. И руки у Ленки были сильными. Боль из мышц уходила, и он стал ощущать дуновения теплого ветра на покрасневшей от нажатий коже.
— И чайку, — повторяла Ленка, как детскую считалку. — И чайку горяченького! И чайку сладенького! И чайку с лимончиком!
«Костыль, — подумал Пименов. — Костыль должен быть в порядке. Костылю сегодня еще нырять. Костыль для нас — нужный инструментарий. Массаж? Чай? Кофе? Потанцуем?»
Но мысли были отдельно, а ее руки, разминавшие мышцы, приносили ему облегчение, и он начал проваливаться в негу, в легкий полусон, в сладкое, как кисель из варенья, небытие. Он бы так и задремал, но в рубке запищала рация, и Пименов очнулся.
— Погоди, — попросил он, поднимаясь.
Леха не ожидал, что сможет встать так легко.
Изотова заулыбалась, и он тоже улыбнулся в ответ.
— Спасибо.
— Да не за что. Обращайтесь.
Он шагнул в рубку и клацнул кнопкой приема «Моторолы».
Прослушав сообщение диспетчера, Пименов вышел на корму, под легкий свежий ветерок и посмотрел на открытое море. Небо было безупречно голубым, слегка украшенным рассыпанной пудрой легких облаков. И над горами туч не было, но это не значило ровным счетом ничего.
Хотелось выругаться.
— В чем дело? — спросила она. — Что-то не так?
Пименов поманил ее рукой, и они вместе подошли к висящему на переборке барометру.
Стрелка уже не стояла, как прежде в секторе «Ясно и сухо», а заметно отклонилась влево.
— Пока все так, — сказал Губатый. — Но завтра…
Он постучал пальцем по толстому выпуклому стеклу барометра, но стрелка и не шелохнулась.
— С часу на час могут объявить штормовое предупреждение. На нас двигается грозовой фронт, пока он далеко, и, вообще-то, его может пронести мимо, но синоптики говорят, что он может свернуть и сюда.
— Давление падает? — спросила Изотова, глядя на тоненькую черную стрелку.
— Да. Если начнется шторм, надо будет уходить.
— Ну и что? Закончится — вернемся.
Пименов пожал плечами.
— Если день-два, то не вопрос, вернемся. Подождем, пока осядет ил, развиднеется. А если зарядит так, как в позапрошлом сентябре, то ждать придется гораздо дольше.
— Насколько дольше?
— Может быть, месяц, — сказал Пименов и снял с горелки кипящий чайник. — Если шторм не вернется. А может случиться и так, что вода станет прозрачной только к октябрю. Это море, Лена, никто не знает, как все будет. Ты же здесь выросла, сама должна понимать.
— Мы же так близко, — произнесла Изотова, доставая из пачки сигарету.
Пименов обратил внимание, что руки у нее дрожат. Но это могло быть и остаточными симптомами кессонной болезни.
— Мы же были так близко!
Она посмотрела на него совершенно по-женски, даже с растерянностью, которую тот уж никак не ожидал увидеть в ее глазах. Они словно говорили: «Ну, сделай же что-нибудь!» И Пименов понял, что он бы, наверное, сделал для этой женщины почти все что угодно. Но остановить надвигающуюся бурю было выше его сил. Он мог попробовать сделать только одно — успеть добраться до цели.
— Не дрейфь, Изотова, — произнес он твердо, хотя еще минуту назад ему и в голову не пришло, что она нуждается в утешении. — Пока ничего не началось, а начнется — выскочим как-нибудь. До порта рукой подать.
Он кривил душой. Для ходкой «Ласточки» это было действительно так, а вот «Тайна» и по спокойной воде шлепала до Цемесской больше восьми часов, чего уж про шторм говорить!