Осторожно! Играет «Аквариум»!

Когда Боб и Джордж жили на Алтайской, то нередко заходили в гости друг к другу. И продолжалось это из года в год, много лет подряд. Однажды Боб пришел к Джорджу – кстати, глупостями, как угощение друг друга чаем или кофе, они никогда не занимались. Правда, Джордж предполагает, что «угощательно-закусывательной» частью этих визитов, скорее всего, занимались их мамы или бабушки. Когда Боб пришел к Джорджу, то показал ему свое стихотворение, которое он сочинил недавно, в тот же день. А у Боба была с собой гитара. И он тут же сочинил песню. И песню эту Боб спел, и она была кое-как, но записана на любительский пленочный магнитофон. Только вот запись за эти двадцать – тридцать – тридцать пять лет отчего-то не сохранилась. Но Джордж хорошо помнит и мелодию, и грустный, искренний лирический драйв.

Когда-то Джордж вспомнил про эту историю и рассказал ее Бобу. Боб, оказывается, тоже ее не позабыл и даже вспомнил, когда Джордж ему показал, – текст стихотворения. Однако записывать заново теперь не захотел. Наверное, он прав. Сложно воскресить то, что жило и бурлило в 1972 году.

В глазах твоих, уставших плакать,Я видел страх за завтрашний рассвет.

К руке моей, слезой ее закапав,Прижалась ты, прекрасна как сонет.Как мотылек, в огне свечи сгоревший,Ты гибнешь, ангел света и добра.На льду вдруг столько стало трещин,

И тонет все, надежное вчера.Тиши ночной обманчиво молчанье,И голоса полны печальных нот,Оставил день нам звуки на прощанье

Бредущих по асфальту ног.

Эта песня не сохранилась. Ее нельзя воскресить. Нет, не жалко. Ведь как бы там ни было, этот день – этот вечер – этот миг – этот взлет остался и сохранился навсегда.

Теперь он никогда и никуда не уйдет.

Движение в сторону примата

Джордж мне говорил, что никогда, совсем никогда, совершенно никогда не жалел о своем древнем поступке – то есть о том, что покинул «Аквариум». Тут уж поневоле вспоминаются анналы истории Гуры, рассказывающие о том, что принц Горностай никогда не жалел о несостоявшейся поездке в сторону старого Горного моря. Да, бесспорно – несомненно – скорее всего – наверное – едва ли нет – он, принц, может быть, и хотел туда отправиться. Но так и не отправился. В те славные времена, когда «Аквариум» только начинался, Джордж стал ходить на занятия в музыкальную школу для взрослых, в класс ударных инструментов. Походил. Еще походил. Потом еще чуть-чуть. Даже пользу ощутил – ведь занятия вели опытные, матерые барабанщики. Но потом Джордж перестал ходить в музшколу. Не то чтобы времени не хватало. Просто взял и перестал. Не в кайф отчего-то стало. Не покатило. Finita. Coda.

Боб, когда узнал об этом, был не слишком доволен.

Но и не был особенно расстроен.

Ведь «Аквариум» тогда только-только начинался.

Когда Боб с Джорджем пугали в своем детстве старушек во дворе своими «откровениями» про шизофреников и про чудесные и многоликие маниакально-депрессивные психозы, то примерно тогда – ну или немного позже, в данном раскладе полицейско-ментовская точность происходившего особенного значения не имеет, – юный Пурушотамма умел издавать один очень странный и специальный звук. Да, чертовски странный. С одной стороны, это немножко напоминало смех. Такой специальный смех-зевок с поскрипыванием, что-то вроде гортанного возгласа злодея-великана, страшно обрадованного тем, что он увидел сверху, с вершины своей жуткой горы очередную жертву, которая скоро попадет к нему в лапы. В самом деле, когда Боб этот звук издавал, то Джорджу было понятно, что друг его чем-то весьма доволен. А вот когда хрипло-скрипучее сотрясание воздуха слышал кто-нибудь из других людей, то запросто даже могло возникнуть и небольшое недопонимание. В дальнейшем, в будущем, уже давно ставшем вчера, звук исчез. Он не дотянул до тех времен, когда начался «Аквариум».

В авторитетных исторических хрониках указано, что «Аквариум» некоторое время базировался на репетиционной точке группы Ярослава Шклярского, то есть группы «2001» на Малом проспекте, 40. Некоторым временем следует считать… тут даже Джордж не сразу вспомнил, но потом, после некоторого мелкого ментального напряга, заявил, что это «базирование» продолжалось не более двух – двух с половиной репетиций. А то и менее того. Такого рода мелких неточностей Джордж со временем в разных энциклосправочниках обнаружил не так уж и мало. Глубоко комментировать их у Джорджа не возникло ни малейшего желания, ему как бы просто нечего сказать, например, в связи с текстом, повествующим о том, что «в первый относительно стабильный состав группы вошли» – вместе с Гребенщиковым и Гуницким – «Александр Цатаниди – бас, и Михаил Воробьев – фортепиано».