– Если я сообщу об отказе, у нашего порога тут же объявится ополчение, – коротко сказал градоначальник, – но раз уж я в настоящий момент мертв, ради своего же здоровья, могу хотя бы потянуть время. Посланника Прокса с удобствами устроят во дворце, передав ему, что мне «нездоровится». – Коротышка подобрался. – Я раскусил их игру. Они хотят ослабить мою бдительность и настроить против меня мой же город, запугать и страхом вынудить отдать Резерв. Но я им не трус и не дурак, я герцог Седролло. – Он, похоже, и сам заметил, что простое величие этого утверждения несколько разбавлено тем, как утопают его руки в длинных манжетах векового платья. – Ну, будет, есть дела поважнее, не так ли? Эта женщина, подстрекательница… Джамбли?.. Ее так и не поймали?
Слухи о том, как Джимболи сбежала от разгневанной толпы, достигли дворца. Томки пересказал историю, не скрывая удовольствия и умеренной гордости.
– Залегла на дно, значит? – сказал градоначальник. – Это хорошо, юноша, но не совсем. Она по-прежнему на воле и в моем городе, ее надо изловить.
Собравшиеся забормотали, как, дескать, будет трудно обыскать каждый дом, как легко будет одной женщине укрыться, и как они рискуют вызвать очередной бунт, если в двери к горожанам начнут ломиться вооруженные гвардейцы.
– Да что вы несете? – Градоначальник резко взмахнул рукой, которая тут же снова утонула в рукаве. – Выламывать двери? С ума сошли? Так ведь вся соль нашего положения, причина всех дилемм в том, что у нас есть Скиталец. Скиталец! Кто еще может послать свой разум в любое место в городе! – Он оглядел круг удивленных лиц. – Разве нет? Или я чего-то не понимаю?
– Нет… – Испуг на лице Джейза непроизвольно сменился широкой хитроплетской улыбкой. – Нет. Скорее это мы кое-что упустили. Может… может получиться, господин.
– Вот и славно. Пусть леди Арилоу немедленно принимается за дело. И… пришлите мне портного! – Градоначальник в нетерпении подхватил волочащиеся полы дедовского платья. – Давно пора ушить этот наряд.
Было бы глупо посылать к кислякам незнакомцев, и потому час спустя Хатин, Феррот и Джейз осторожно шли по тропе в их деревеньку.
По пути Хатин размышляла, как вообще привыкают к жизни в опасности. В то время как взбалмошный Камнелом вселял священный трепет во всех жителей города, Хатин примирилась с судьбой. Камнелом, если ему докучать, мог погубить их, а мог и помиловать. К этой мысли Хатин привыкла, как и к постоянному серному духу.
– Ледирилоу проверяй иди? – рядом появилась Джелджех. Она, видимо, сделалась почетным членом «второй семьи» Арилоу. Хатин кивнула, и старшая девочка, взяв ее за руку, повела вперед, к каменному карнизу, на котором, свесив ноги, сидела другая девочка в окружении пяти-шести малышей.
Хатин сперва решила, что неверно истолковала вопрос Джелджех. Где же Арилоу?
Да вон же она. Вон, на карнизе, в желто-зеленом кислякском платье. В плотных матерчатых чулках ее ноги выглядели по-мужски; на лице читалось отстраненное и в то же время радостное выражение, смесь сосредоточенности и восторга. Один из мальчишек встал спиной к Арилоу и сложил пальцы «домиком». Остальные детки выжидающе смотрели на Арилоу, тогда как она, напрягаясь до дрожи в челюсти, неуклюже подняла руки наподобие показанного мальчиком жеста – к радости маленьких зрителей.
Хатин оставалось только смотреть, раскрыв рот. Она ждала, что вслед за удивлением придет радость, но так и не дождалась. Вместо этого она испытала внезапное желание присесть и орать до хрипоты. Она увидела, как над ее многолетними стараниями – когда она ухаживала за Арилоу, пытаясь вытянуть из сестры хоть словечко, хоть какой-то ответ, – посмеялись.
– Она… вы неправильно за ней присматриваете! – Хатин, к собственному изумлению, обернулась к проводнику. – Ей не нравится так сидеть, ее ничто не держит, она же упадет, и… камни там такие острые. Она порежется о них!
Ее тираду встретили недоуменным взглядом, и тут она поняла, что лепечет на хитроплетском. Чувствуя, как пылают щеки, Хатин опустила взгляд и, вздохнув, только порадовалась, что ее не поняли.
– Все хорошо? – подбежал Феррот, привлеченный криками Хатин. Та молча кивнула.
– Атн, – сказала Арилоу. Судя по выражению на лице, она все еще смотрела на горизонт, но при этом улыбалась. Это была не хитроплетская и не кислякская улыбка, но широкая ухмылка освобожденной обезьянки, такая милая в своей беззастенчивости, с намеком на ребяческую шаловливость. Миг – и она лопнула, как тетива лука. Впрочем, Хатин и этого хватило. От макушки и до кончиков пальцев на ногах она наполнилась теплом и простила Арилоу все-все-все.
Детишки уступили ей место рядом с Арилоу. Принявшись ухаживать за сестрой, Хатин ощутила, как эти маленькие жесты, ставшие частью ее собственного естества вроде дыхания и трепета век, помогают унять неспокойный разум, придавая ощущение завершенности. Колтунов в волосах Арилоу не осталось, но Хатин все равно разгладила их пальцами.