Остров Чаек

Прокс пробовал пить понемногу из ракушки, которой снабдила его маленькая девочка. Вскоре же поддался жажде и сделал большой глоток. Десятью минутами позже его охватили мучительные боли, тошнота и головокружение. На второй день он уже отворачивал лицо от солнца. Однако то и дело поднимал голову, высматривая воображаемые корабли или деревни вдоль берега, и всякий раз, просыпаясь, обнаруживал, что смотрит в небо.

Вторая ночь и третий по счету день прошли во власти иллюзий. Весло выпало из рук, это он помнил, и он решил оглядеться и поискать его, как тут же в ушах поднялся рев, перед глазами вспыхнули звезды, которые то гасли, то загорались снова, а потом вдруг мир погрузился во тьму. Полыхнули шутихи, красно-золотые огни, линия горизонта извивалась лентой, зазвучали бестелесные голоса…

Прокс сделал большой глоток и еле удержался, чтобы не опорожнить весь графин. Замер, не отнимая горлышка от губ. Медленно поставил графин на стол и развернулся в кресле.

– Кто?.. – еле выдавил из сухого и колючего горла Прокс. – Кто… вы… вообще такой?

Человек, проводивший Прокса в комнату, а после скромно усевшийся у стены, оторвался от созерцания висевшей у кровати карты. Глаза у него были терпеливые, бледно-карие, и в них читалась некая морозная суровость Всадников, как в вечернем небе, обещающем снегопад. И хотя ростом он был выше среднего, ме́ста, казалось, занимал меньше, чем мог бы, – возможно, из-за угодливости. Одет он был хорошо, но не броско: камзол и бриджи из добротной серой шерсти, повязанный скромным узлом шейный платок.

То, что ему было за сорок, если не за пятьдесят, выдавали неспешно редеющие и присыпанные сединой волосы. Сейчас на его узком лице читалась смесь испуга и радости, как будто то, что его наконец заметили, внесло в происходящее ноту новизны и чего-то забавного. К каблукам его крепились колокольчики, обозначая статус некого чиновника. Впрочем, при ходьбе они не звенели.

– Меня зовут Камбер. – Это был тот самый вкрадчивый и мягкий голос, который сопровождал Прокса последние несколько дней в дороге и по мере надобности шептал что-то на ухо. – Мы уже представлялись друг другу раньше, но вам тогда было… не очень хорошо, и я, в общем-то, и не ожидал, что вы запомните. На деле же до самой осени вас, скорее всего, будут ожидать все новые и куда более важные знакомства, и посему мое имя вы вольны забывать сколько заблагорассудится. К нему не прилагается должностная цепь, господин Прокс. Я – ничто. Я лишь окошко, и мое дело – давать вам видеть ситуацию, дабы вы могли принимать должные решения.

– Какие еще… решения?

– Что ж, это вряд ли обнадежит… но выпавшие на вашу долю испытания сделали вас в некотором роде знаменитостью. Вы, видите ли, выживший. Суть политики в том, чтобы выгадать момент, а вы отныне фигура немалая и символичная, явившаяся во время, когда страсти кипят очень бурно. Помните, вам говорили о разразившемся кризисе?

– Скейн… – Прокс попытался припомнить, что ему рассказывали в те дни, когда его мучила лихорадка.

– Не только Скейн, – кротко произнес Камбер. – Все они. Все Скитальцы мертвы. Поначалу мы не были уверены, но понемногу, по чуть-чуть со всех уголков острова поступали вести, и – все об одном. Взрослые погибли в один вечер, с разницей в несколько часов. А после, в ту же ночь, тем же манером умерли и дети, в ком раскрыли или подозревали дар Скитальца. О, точнее будет сказать, все, кроме одного.

Прокс вспомнил юную провидицу с безмятежным лицом и серыми глазами. Думать о ней, как об участнице заговора, в результате которого его смыло в море, было невыносимо. Однако то, что она выжила, было слишком подозрительно – не отмахнешься.

– Так что же вы хотите сказать? – тупо спросил он. – Плетеные Звери неким образом умертвили Скитальцев, чтобы главнейшей осталась леди Арилоу?

– Я ничего не хочу сказать, – тихо ответил Камбер, – но надо смотреть фактам в лицо. Во-первых, благодаря письму инспектора Скейна мы теперь знаем, что он расследовал некий крупный заговор на Обманном Берегу и опасался за свою жизнь. И он – единственный из всех Скитальцев, чье тело так и не нашли. Во-вторых, Плетеные Звери солгали относительно его исчезновения. Инспектор Скейн не сел с вами в лодку, а чал не развязался в бурю – его перерезали. Вы не должны были выжить, господин Прокс, однако выжили, и с вашей помощью мы сумели поймать Плетеных Зверей на том, что они дважды умышленно солгали. Ну и в-третьих: единственный оставшийся в живых Скиталец на всем Острове Чаек теперь – леди Арилоу из Плетеных.

Думаю, можно с полной уверенностью утверждать, что в бухте Скейн узнал немного больше дозволенного, и сельчанам пришлось его убить на несколько часов раньше намеченного срока. А это, разумеется, означало, что с пути надлежало убрать и вас. Кто бы еще ни стоял за этим крупным заговором, очевидно, что Плетеные Звери – его сердце.

Тишина, во время которой Прокс размышлял над услышанным, затянулась.

– Вам нужны мои показания, – произнес наконец Прокс, глядя на опаленные костяшки пальцев, – чтобы их арестовали. Так ведь?