Остров Чаек

– Выход есть. Двести лет назад, когда ради блага всего острова наши предки искали способ избавиться от хитроплетов, они обнаружили, что действующие законы Всадников об убийствах запрещают истреблять хитроплетов лишь в том случае, если закон признает их людьми. Тогда приняли новый закон в котором прописывалось: если хитроплеты расплодятся чрезмерно или станут чинить слишком много бед, то они более не могут считаться людьми и в глазах закона становятся… что ж… лесными волками. А когда лесные волки становятся бичом острова, пора объявлять время Большого ущерба и назначить Чиновника по его устранению, который непосредственно и машинально наделяется действительными на всем острове полномочиями, дабы… управлять им. Такой чиновник волен поступать, как сочтет нужным, ни на что не спрашивая дозволения из Шквальной Гавани.

– Значит, думаете, если я стану этим Чиновником по устранению…

– О, я не думаю. Я лишь канал, орудие. И в настоящий момент я – то самое орудие, которое никому не даст давить на вас, заставляя принимать решение без предварительного отдыха, господин Прокс.

Прокс вновь уставился в зеркало. Кто взглянет на него из отражения, когда сойдут волдыри?

«Вы не должны были выжить…» Прокс ощутил резкую боль. Вспомнил, как в лодке его рвало, и подумал: может, вода в ракушке была отравлена? Может, сельчане задумали тогда убить его? Прокс попытался вспомнить, отчего вдруг проникся симпатией и доверием к девочке, принесшей ему воду. Однако разум все еще горел раскаленным добела безумием трехдневного пребывания в море и не мог отыскать ту причину.

– Мне не нужен отдых, чтобы принять решение, – сказал Прокс. – Я согласен. Я возглавлю охоту на леди Арилоу.

Камбер медленно опустил голову в небольшом поклоне.

– Договорились. Завтра утром на вашем столе будут бумаги, готовые на подпись. Я позабочусь, чтобы местный дом правосудия перешел под ваше начало, и вы могли устроить в нем штаб.

– Нужно будет направить вооруженный отряд в Погожий, – пробормотал себе под нос Прокс. – Чтобы больше никаких расправ. И самосуда.

– Разумеется. Правда, понадобится время. Как вы знаете, через владения вулканов дороги нет, и посему кратчайший безопасный путь отсюда – строго на юг, потом через перевал Бродяги, а после – на север вдоль берега и до самого Погожего. Это по меньшей мере четыре дня пути. – Прокс глянул в окно и вздрогнул, когда глаза пронзило копьем солнечного света. Что-то не давало ему покоя, что-то связанное со сказанным, с бумагами, которые ему обещали предоставить завтра на подпись. Вот только он не мог понять, что именно.

– Где?.. Где, говорите, мы сейчас?

– В Новом Трудмосте, так город обозначен на карте, – ответили ему, – но никто его так не называет. Вы ведь слышали о Гиблом Городе?

* * *

Хатин разбудил бьющий в глаза солнечный свет. Она села и выглянула наружу из пузыря застывшей лавы, ставшего им приютом.

Облака, застилавшие накануне все, расступились под напором растущего дневного жара. Казалось, сама Скорбелла, шурша белыми юбками, и все ее странное белое царство отступили от девочек. Небесная синева сгущалась, а комковатая жирная земля кругом была усеяна маленькими синими и розовыми цветочками и небольшими холмиками, оставленными птицами-норниками. Каким-то чудесным образом сестры уцелели и снова видят солнце. Судя по тому, как высоко оно висело в небе, был уже почти полдень. Несмотря на головокружение, Хатин сообразила, что прошло часов двенадцать или около того с тех пор, как они с Арилоу спаслись от разъяренной толпы.

Моргая, Хатин выбралась из укрытия и обнаружила, что стоит на возвышенности, а перед ней раскинулась широкая и плоская прогалина. Ниже тянулась Скорбная Лощина – длинное ущелье, оставленное Копьеглавом, когда он в ярости уходил после боя; по его дну змеилась нить реки. Вдалеке толпились холмы, и посреди своей горбатой армии высился сам Копьеглав: голова его скрывалась в серой дымке страданий и гнева.

Почти у самого основания Копьеглава Хатин разглядела пелену белого дыма, идущего из сотни труб, и ослепительную зелень затопленных под рисовые посадки полей.

Хатин знала лишь один город, построенный в ущелье, оставшемся после бегства Копьеглава, по которому вулкан мог однажды вернуться на бой. Островитяне прозвали его Гиблый Город – из-за основателя Мистлмана, не внявшего когда-то советам и уговорам хитроплетов. Дочь правителя была одной из первых, кого похитили и принесли в жертву в попытке задобрить вулканы и спасти город. Густым джунглям к северу от ущелья дали имя Свечной Двор как будто со злым умыслом: напомнить, как вешали на деревьях и лозах местных хитроплетов словно оставленные сохнуть сальные свечи. С тех пор хитроплетам никто не верил… но и в Скорбной Лощине городов не строил.

Впрочем, Гиблый Город никуда не делся. Дерзко стоял на месте, служа мрачным свидетельством победы над хитроплетами. Да и место было прекрасное, удобное – недалеко от реки, окруженное ровными пастбищами и в доступной близости от обсидиановых и нефритовых рудников.