Остров Укенор

Потом Нимо не мог объяснить, как это произошло. Может, сказалась привычка долгие годы засыпать днём на маяке. Может, Мастер Сна играл на стороне Тьера. Может, миру надоели одни и те же жалобы. Так или иначе, Мастер Реальнейшего заснул неожиданно для себя — и в тот момент на другом конце города вздрогнул и распахнул глаза Тьер. А затем по лицу Бессмертного поползла, теряя от запаха удачи всякую бдительность, длинная хищная улыбка…

Проснулся Унимо от запаха гари. Всё было в дыму, ничего не разглядеть. Открыл глаза, несколько секунд смотрел в прозрачный воздух осенних сумерек, чуть блестящий от дыхания озера. И рухнул вниз, кубарем скатился с холма с единственной мыслью: «Хочу оказаться там, где Тьер».

А Тьер стоял на крыше Собора Защитника и прекрасно смотрелся в лучах осеннего солнца на фоне неба и шпиля восточной башни, обращённой к площади Всех Дорог. Тьер раскачивался с пятки на носок, чуть придерживаясь за изящный пинакль. Стоя в толпе на площади, Унимо не мог оторвать взгляда от белых пальцев на каменных завитках. А Тьер тем временем заканчивал проникновенную речь:

— Защитник оставил нас! Оставил этот мир! Теперь мы все — только игрушки для мастеров. Я так не хочу, нет, я отказываюсь! О, вот и музыканты, прекрасно!

В этот момент в центр площади действительно вышли, опасливо озираясь, уличные музыканты: два скрипача, флейтист и певица.

— Играйте! Как только вы остановитесь, я прыгну вниз. Так закончится моя музыка. Играйте, ну же! Считаю до трёх: раз…

Музыканты заиграли. Все затаили дыхание. Причудливая мелодия, казалось, забиралась вверх по колоннам Собора, обвивала их зелёными побегами, тянулась в серое небо, чтобы там распуститься цветком звонкого голоса девушки-певицы. Унимо успел подумать, что эта песня напоминает ему песню «О всех ушедших» Вечернего Обряда служителей Защитника.

Какой самый быстрый способ забраться на крышу? Конечно, захотеть полюбоваться на Тар-Кахол с высоты Собора. Унимо вздохнул, ощутил тяжесть воздуха в лёгких, стук сердца в голове, предметы потеряли свой объём и словно окрасились закатными лучами — и вот он не виртуозно, но вполне сносно для воробья-новичка взмыл в осенний воздух и с фальшивым чириканьем забрался по воздушным потокам на крышу Собора. Уцепился лапками за каменный завиток. Укоризненно посмотрел на Тьера блестящим глазом.

— Проснулся? — усмехнулся Тьер, не переставая позировать.

Птичьим зрением Унимо заметил, как со стороны западного трансепта на главную башню по стене карабкается человек в чёрной одежде — вероятно, служитель Собора. Движения человека были неловки, он то задумчиво застывал на неудобном выступе, то вдруг карабкался вверх изо всех сил. Как раз в тот момент, когда человек поднял голову, он встретился взглядом с Тьером. Ярко-голубые глаза, светящиеся от ужаса — это всё, что запомнил Тьер, а вместе с ним и Унимо.

Человек сорвался и, захлёбываясь криком, полетел вниз. Со звуком перезревшего яблока ударился о крышу галереи и безжизненным свёртком покатился вниз — во двор Собора.

— И предвечная Тьма пусть будет тебе колыбелью в Тёмной Комнате, пока Защитник не откроет Дверь и не скажет: «Вставай», — почти серьёзно проговорил Тьер финальные слова погребального обряда.

Воробей прикрыл глаза. Словно задремал на осеннем солнце. На самом деле — Мастер Реальнейшего впитывал боль того, кто разбился, его родных, людей на площади, согнанных как стадо, возмущение музыкантов, которые никогда не играли так — по принуждению, каменную печаль самого Тар-Кахола…

Услышав крик, музыканты перестали играть. Толпа на площади заволновалась. Тьер помахал шляпой с облезлыми чёрными перьями и прыгнул вниз. В тот же момент воробей незаметно отлепился от крыши и полетел, петляя между башенками Ратуши. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть, что чёрный коршун гонится за ним. Замирая от страха, Унимо резко поменял направление и бросился к улице Холма с её высокими домами и узкими переулками. Между Ратушей и домами улицы было свободное пространство для полёта, и коршун сократил расстояние — но воробушек успел резко свернуть и спрятаться за дымоходом, затем — за башенками, облетел флюгер в виде ласточки, затерялся в открытой галерее другого дома (попутно Унимо оценил преимущества южного стиля со множеством излишеств и украшений).

Да, он знал, что Тьер не упустит возможности поквитаться. И сколько воробушку ни петлять — исход один, против коршуна у него нет шансов. Унимо представил, как в нежный горячий пух под крыльями впиваются чёрные когти, как хищник, торжествуя, взмывает со своей добычей в осеннее небо.

Нет, нужно бороться, нужно…

Солнце ослепляет. Крылья. Неясно, зачем они. Мама приносит еду. Выталкивает из гнезда. Воздух больно бьёт в нос. То есть в клюв. Хочется плакать, но птицы, кажется, этого не умеют.

Весеннее солнце пригревает. Песок тёплый. Лужи прогреваются до дна. Розовые капли сверкают в воздухе.

Тепло скоро закончится. Но пока ещё солнце быстро нагревает тёмные перья между крыльев. Самое время искупаться. В луже — спелое яблоко. В два раза больше тебя.