«Из птенцов, которых сшибают палками на пол пещеры, тут же удаляют внутренности, — продолжает Гумбольдт. — Затем их приносят в шалаши, построенные из пальмовых листьев перед входом в пещеру. Здесь над огнем из них вытапливают жир и сливают его в глиняные кувшины. Готовая продукция — так называемые гуахаровый жир или гуахаровое масло полужидкой консистенции, светлое и без запаха и настолько хорошо очищенное, что его можно хранить более года, прежде чем оно прогоркнет».
Гумбольдт и живший вместе с ним в монастырской гостинице города Карипе его спутник французский ботаник Эме Бонплан непосредственно познакомились с качествами этого животного масла, так как на монастырской кухне других жиров не употребляли. Констатируя замечательные качества этого жира, Гумбольдт пишет: «…мы абсолютно не чувствовали какого-либо неприятного привкуса или запаха в пище».
Вполне естественно, что птица, за потомством которой так охотились, легко могла оказаться истребленной. И то, что она еще уцелела ко времени приезда Гумбольдта в эти края, он объяснил суеверием индейцев, боявшихся истреблять тех гуахаро, которые выводят своих птенцов в наиболее глубоких частях пещер. По индейским верованиям, в глубине пещер обитали души умерших предков. Нашему выражению «отправиться к праотцам» у них соответствовало «отправиться к гуахаро»…
Вот почему в Куэва-дель-Гуахаро птицы эти сохранились и доныне.
Более доступные части этой пещеры уже много лет тому назад привлекали к себе внимание туристов специально подсвечиваемыми «магическим» освещением сталактитами, переливавшимися всеми цветами радуги.
А с 1949 года притягательность пещеры увеличилась еще потому, что она с прилежащими окрестностями была объявлена «Монументо Натураль Алехандро де Хумбольдт» (Естественный Памятник Александру Гумбольдту). Это косвенно оказало добрую услугу «жирным птицам», которые по-прежнему выводят своих птенцов в темных недрах «памятника».
Совершенно ясно, что сохранить этот объект исследований Гумбольдта желательно хотя бы в качестве аттракциона для туристов.
Но еще до 1949 года американскому зоологу Дональду Р. Гриффину удалось изучить этих птиц ближе. Он сделал эпохальное открытие своими исследованиями способности летучих мышей «видеть при помощи слуха». А когда Дональд прочитал у Гумбольдта подробное описание пещеры «жирных птиц», он сделал следующий вывод: «…резкий, пронзительный звук, издаваемый гуахаро, отражаясь от каменных стен горы, рождает отзвук далеко за пределами пещеры». Итак, представьте себе, эти необычайные птицы ориентируются точно так же, как летучие мыши.
Вместе с промышленником и орнитологом из Каракаса Фелпсом, который на этот раз выступал в качестве мецената, Гриффин отправился в Карипе. О результатах этой поездки он рассказал в своей статье, помещенной в антологии «Загадки животного мира» (Стокгольм, 1957 г.).
Прежде всего ему хотелось установить ту степень темноты, при которой эти птицы могут совершенно свободно летать. Приблизительно в шести метрах от входа в пещеру есть другой большой грот, до которого Гумбольдт, судя по всему, не добрался. Здесь Гриффин и Фелпс потушили свои фонари и установили кинокамеру с открытой диафрагмой, направленной в сторону входа в грот. Когда фильм был проявлен, все стало ясно. В глубь грота не проникало ни капли света, но, несмотря на это, гуахаро проявляли там оживленную деятельность. Раздраженные присутствием чужаков, они в полной темноте летали по гроту, непрестанно издавая свои противные крики.
Кроме того, Гриффин хотел выяснить, в какой именно степени крики птиц необходимы им для ориентации. Микрофон, усилители, магнитофоны и другая аппаратура были установлены у выхода из грота. В сумерках гуахаро стали вылетать наружу. Но теперь раздавались совсем не те звуки, что внутри грота. «…Из сгущающейся темноты шел ровный поток самых резких из всех мыслимых тресков. Каждый из этих звуков длился всего одну-две тысячных доли секунды — приблизительно столько же, что и ультразвуковой сигнал летучих мышей».
Это было достаточной «косвенной уликой», подтверждавшей верность гипотезы Гриффина. Но оставалось еще доказать, что дело именно в эхолотировании. Для окончательного решения этой проблемы Гриффин поймал трех птиц, поместил их в темное помещение и заткнул им пробками уши. Они утратили способность ориентации и, пытаясь летать, колотились о стены. А как только у них вынули из ушей пробки, они стали ориентироваться так же хорошо, как обычно.
Абсолютно такими же совершенными «эхолотами», как летучие мыши, гуахаро, конечно, быть не могут. Уже тот факт, что издаваемые ими потрескивания, отчетливо слышимые человеческим ухом, имеют длину волны около пяти сантиметров, говорит о том, что они не могут обнаруживать препятствия с такой же точностью, как летучие мыши, у которых длина волны ультразвукового сигнала меньше одного сантиметра. Но гуахаро и не нуждаются в локализации столь мелких объектов, как, например, те, которые должны регистрировать в своем полете насекомоядные летучие мыши.