Неудивительно, что мысль Спайка взяться за старое возникла из-за женщины. Ею оказалась его утерянная возлюбленная, таинственная и прекрасная Джулия, которая находилась в любовном треугольнике между ним и его бывшим товарищем по оружию Вишесом. Будучи его заклятым врагом и «вторым я», Вишес обращается в чистое зло. Его неистовая жажда контроля ярко контрастирует с бесцельностью Спайка. Однако появление Джулии дает Спайку смысл существования. Слабо напоминая мужественное стремление защищать, которое полноценно представлено в «Инуясе» и «Бродяге Кэнсине», Спайк обещает девушке сбежать с ней, хотя тут же все портит фразой «это будет похоже на сон», как бы указывая на то, что в реальности побег и помолвка невозможны. И действительно, влюбленные вооружаются, намереваясь одолеть «Синдикат», а не сбежать от него. Вскоре Джулия погибает, из-за чего Спайку еще сильнее хочется уничтожить Вишеса.
Хотя до этого момента нарративная траектория кажется довольно типичной для сериалов в жанре экшен, заключительные сцены «Ковбоя Бибопа» выходят за рамки привычного.
Вместо того чтобы немедленно отыскать Вишеса, Спайк возвращается на Бибоп и вступает в спор с Джетом и Фэй, которые хотят уберечь его от верной гибели. Им кажется, что Спайк не может справиться со своим прошлым. Джет считает, что прошлое – это ловушка, которую нужно избегать. А по мнению Фэй, он до сих пор привязан к своему прошлому. Она с удивлением узнает от Спайка, что тот носит поддельный глаз: «Этим глазом я вижу прошлое, а другим я вижу настоящее. Я думаю, все, что я видел, было не совсем реальным. Мне казалось, я сплю и никак не могу проснуться». Все, чего он действительно хочет, это интегрировать свое прошлое в настоящее за счет пробуждения ото сна. Прежде чем уйти, он говорит им: «Я не собираюсь умирать, я хочу проверить, на самом ли деле я жив».
Удалось ли ему это выяснить – вопрос спорный. В последних сценах мы видим, как Спайк сражается с Вишесом и убивает его. Спайк смертельно ранен, но ему удается спустится по лестнице к членам Синдиката. Далее появляется обратный кадр, где умирающая Джулия говорит: «Это сон», а Спайк отвечает: «Да, плохой сон».
После этого действие снова возвращается к реальности, Спайк произносит последнее слово «бах» и падает с лестницы. Зрителю остается самому решать, преодолел ли Спайк синдром Урасимы или так и остался в «состоянии небытия».
В некотором смысле Спайк достиг очень немногого. Хотя ему удалось одолеть Вишеса, едва ли это событие положит конец активности банды в коррумпированном мире, где царит беззаконие. Более того, после смерти Джулии его жертва кажется в лучшем случае бессмысленной. Многочисленные отсылки к сновидениям указывают на то, что Спайк так и остался в состоянии небытия. Но несмотря на это, можно предположить, что его решение активно взяться за свое прошлое напоминает Урасиму Таро, который открыл «драгоценную шкатулку» самоосознания. Более позитивная интерпретация основывается на двух беседах, которые также раскрывают видение мужественности этого сериала. Первая беседа приведена в начале главы, где Спайк и Джет Блэк вспоминают известный рассказ Эрнеста Хемингуэя «Снега Килиманджаро». Находясь в Африке, охотник получает серьезную травму. В ожидании самолета спасателей он размышляет о своем прошлом и принижает свою богатую любовницу, которая неуклюже пытается ухаживать за ним. Когда самолет наконец прилетает, он поднимается на нем над облаками и видит перед собой непорочную, сверкающую снежную вершину. Однако к этому моменту читатель понимает, что он уже мертв.
Фатализм «Снегов Килиманджаро» предвещает смерть Спайка и в то же время заставляет задуматься о том, что значит быть мужчиной. Главный герой рассказа, как и Спайк, охотник, и хотя Спайку и его команде редко удается раздобыть денег, они обычно ловят мужчину (или женщину). Несмотря на попустительское ко всему отношение, члены группы проявляют упорство и настойчивость, которые в Японии ассоциируются с мужественностью. Герой Хемингуэя тоже демонстрирует эти качества, находясь в полях, и позже, настойчиво сопротивляясь смерти. Хотя самолет прилетает слишком поздно, видение горы после смерти скорее является свидетельством силы воображения и мечты, чем фатализма. Хотя Джет говорит, что он всегда терпеть не мог этот рассказ, все равно смесь фатализма и идеализма отзывается в Спайке и, может, даже в самом Джете.