От философии к прозе. Ранний Пастернак

Перебирая книги, Женя мысленно возвращается на железнодорожную станцию, где в минувшее счастливое лето не было ни границ, ни прощаний. Но теперь Женя видит на этой станции одинокую фигуру матери, навсегда отделяющуюся от дочери:

И что-то в ней перевернулось, дав волю слезам в тот самый миг, как мать вышла у ней в воспоминаниях: страдающей, оставшейся стоять в веренице вчерашних фактов, как в толпе провожающих и крутимой там, позади, поездом времени, уносящим Женю (III: 78).

И когда ее буквально пронзает воспоминание о материнском взгляде, Женя ощущает тяжесть своих пустых рук:

Но совершенно, совершенно несносен был тот проникновенный взгляд, который остановила на ней госпожа Люверс вчера в классной. Он врезался в память и из нее не шел. С ним соединялось все, что теперь испытывала Женя. Будто это была вещь, которую следовало взять, дорожа ей, и которую забыли, ею пренебрегнув.

Можно было голову потерять от этого чувства, до такой степени кружила пьяная шалая его горечь и безысходность. Женя стояла у окна и плакала беззвучно; слезы текли, и она их не утирала: руки у ней были заняты, хотя она ничего в них не держала. Они были у ней выпрямлены, энергически, порывисто и упрямо (III: 79; курсив мой. – Е. Г.

).

Взгляд матери, сохранившийся в памяти, встречается с Жениным внутренним зрением, пробуждая и выявляя Женино «я» с его личностными, а не родовыми очертаниями[337]. Так, в ощущениях девочки потерянная мать возвращается как неотъемлемая часть дочери, реализуя важное метафорическое преображение – сходство в мире расставаний и потерь.

Иными словами, ассоциации по смежности перерастают здесь в ассоциацию по сходству, и результатом этого превращения становится неожиданно пришедшее к Жене – через ощущение сходства[338] – четкое осознание самой себя: «Внезапная мысль осенила ее. Она вдруг почувствовала, что страшно похожа на маму» (Там же). И слезы госпожи Люверс, не пролитые в ту памятную ночь в Перми, когда она проявила необычную для себя сдержанность, становятся теперь Жениными слезами. Прошлое перемещается в пустые руки девочки, и это новое состояние – опыт разделения и дифференциации вместе с осознанием своей собственной идентичности и особости – оказывается важнейшим этапом роста:

Это чувство соединилось с ощущением живой безошибочности, властной сделать домысел фактом, если этого нет еще налицо, уподобить ее матери одною силой потрясающе-сладкого состояния. Чувство это было пронизывающее, острое до стона. Это было ощущение женщины, изнутри или внутренне видящей свою внешность и прелесть. Женя не могла отдать себе в нем отчета. Она его испытывала впервые. В одном она не ошиблась. Так, взволнованная, отвернувшись от дочери и гувернантки, стояла однажды у окна госпожа Люверс и кусала губы, ударяя лорнеткою по лайковой ладони (Там же).