От Орла до Новороссийска

Лето 1916 года. Жестокие кровопролитные бои нашей Гвардии на Стоходе. В ближайшем резерве, небольшом лесу Кроватки и окрестных хуторах сосредоточено четыре кавалерийские дивизии, в ожидании прорыва неприятельской позиции. Мой полк в лесу стал смежно с коновязями буланых лошадей ахтырских гусар. Беспрерывно все усиливающийся гул артиллерии сотрясал воздух. Сотни тяжелых орудий громили позиции и ближайшие резервы. Здесь намечался главный удар нашего Юго-Западного фронта. Конница, тем временем подведенная к тылам пехоты, бездействует, выжидая событий.

Несколько офицеров нашего полка встретили друзей по выпуску среди ахтырских гусар, я же своего друга П-го, с которым в корпусе много лет просидел на одной парте. Час спустя уже играют трубачи и поют песенники; все рады встрече и стараются не думать о бойне, происходящей в 4–5 верстах от нас, сознавая каждый, что не сегодня завтра мы будем призваны принять участие в общем кровавом пире войны.

Сегодня, в дружеской беседе, – корпус, училище, война… Картины прошлого проходят перед глазами; беззаботно мы смотрим вперед, верим в победу… День клонится к вечеру, и мы расходимся по своим бивуакам. Вдали пылает деревня, подожженная нашей артиллерией. Часа два спустя, в полной темноте, приходит приказание:

– Седлать!

При свете догорающих костров люди выводят лошадей, повсюду слышны команды и окрики, на дороге поэскадронно собирается полк. Мы идем на участок 3-й Гвардейской пехотной дивизии, которая после сильной артиллерийской подготовки перешла в наступление… Друг мой подошел попрощаться, мы крепко пожали друг другу руку, поцеловались и расстались, чтобы никогда уже больше не встретиться. Много позже он погиб на фронте…

В октябре месяце того же года, проезжая верхом через одну из деревень, в тылу нашей позиции, я неожиданно столкнулся с другим приятелем по корпусу и выпуску, теперь поручиком лейб-гвардии Волынского палка Алексеем Рацулом 2-м{320}; грудь его украшал белый офицерский Георгиевский крест. Встреча была радостная, я горячо поздравил его с высокой наградой – мечтой каждого офицера. Отдав лошадь вестовому, я зашел к нему в дом, и за стаканом вина он мне поведал свой подвиг (насколько я сейчас помню), – взятие на Стоходе в летних боях действующей неприятельской батареи.

Встретились мы с ним вторично, почти два года спустя, в Киеве, во времена гетманщины, накануне его отъезда в Добровольческую армию; он был полон жизни и энтузиазма…

Месяц спустя в газетах, в траурной рамке, среди имен офицеров Гвардейского Отряда, павших осенью 1918 года в бою под Армавиром (Сев. Кавказ), я нашел и его…

В Гражданскую войну на Юге России я, в течение почти года, служил в рядах Чеченской Конной дивизии, где впоследствии командовал эскадроном.

Моя дивизия, в составе крупного сводного отряда, пересекла безводные степи и повела наступление на Астрахань, имея справа от себя Каспийское море. После первых успехов боевое счастье нам изменило и обстановка создалась чрезвычайно тяжелая, вследствие высадки красного десанта у нас в тылу. С утра мы вели тяжелый спешенный бой, неся большие потери. Под вечер нас сменили доблестные пластуны и мы отошли в резерв, где сосредоточены были обозы казачьей бригады и большинство раненых, лежавших на настланной соломе вдоль домов. Проходя по улице, я услышал слабый оклик:

– Г-н штаб-ротмистр!

Я подошел. На соломе, скорчившись, сидел молодой воин с забинтованной головой и стонал, держась за бок. На окровавленной гимнастерке были желтые погоны Владикавказского кадетского корпуса; ему было не более 14–15 лет. Я принес ему воды и какую-то еду, и он мне кратко рассказал свою, столь банальную для тех жестоких времен, драму. Сын офицера, замученного большевиками, мать умерла в тюрьме от побоев, и он, взяв винтовку, добровольно присоединился к проходившей через их город воинской части, горя желанием отомстить за смерть близких. Милый, славный кадетик, он сильно страдал и ждал обещанной эвакуации…

Ночью, в темноте, наш сводный отряд и остатки Чеченской Конной дивизии коротким ударом опрокинули большевиков и вышли из окружения, но все раненые и большая часть обоза попали в руки красных…

Потерпев неудачу под Астраханью, наш сильно поредевший отряд отошел на город Кизляр. Случайно по делам я как-то заехал в штаб дивизии. Меня встретил молодой ординарец, на черкеске которого были нашиты родные мне белые кадетские погоны с буквами «См. К.». Этот бедный юноша, Глеб Ковалевский, не выдержал тяжелой походной жизни и, заболев тифом, вскоре умер.

Слава вечная вам всем и многим тысячам Русской молодежи, за верность Отечеству на поле брани убиенным и в смуте погибшим.

С. Вакар{321}

Этюд из Гражданской войны{322}