От слов к телу

Мы встретились недавно в тягостный день, и мне хочется все-таки преодолеть всё и вопреки правдоподобию поздравить тебя от нас обоих. Эта работа — последняя, написанная нами вместе, в январе 2009 года в Риме. Более краткий ее вариант напечатан в виде тезисов[642]. Судя по файлам, привезенным из Рима, Л. хотела написать в твой сборник о жестах, возможно, она имела в виду обзорную статью об итальянских работах на эту тему[643].

Превращение самоубийц в деревья во втором поясе VII круга Ада (Inf. XIII) комментировалось многократно, указаны были, в частности, и его античные источники.

Первый из них был раскрыт непосредственно в поэме самим Вергилием: «Когда б он <Данте> знал, что на путях своих <…> / Он встретит то, о чем вещал мой стих, / О бедный дух, он не простер бы руку» (Inf. XIII, 46–48, курсив наш)[644]. Нужно, видимо, напомнить, что слова Вергилия — это извинение, которое он приносит Пьеру делла Винье, превращенному в куст, после того как предложил Данте отломать ветку от этого куста[645] («Но чтоб он мог чудесное познать, / Тебя со скорбью я обрек на муку»).

Мой стих (mia rima) — это эпизод в «Энеиде» (Aen. III, 22–68), где Эней пытается сломать ветки куста, и из них капает кровь:

Стоило первый росток мне из почвы вытащить, — тотчасЧерная кровь из корней разорванных стала сочиться,Землю пятная вокруг. Холодным ужасом схвачен,₃₀Весь задрожал я, и кровь, леденея, застыла от страха.Снова попробовал я лозину гибкую вырвать,Чтобы чуда причин доискаться, глубоко сокрытых,

Снова черная кровь из-под тонкой коры выступает(Aen. III, 27–33),

а затем слышится голос:

Но лишь только налег я на третий сучок посильнее,Твердо коленом в песок упершись (молвить об этомИль промолчать?), — вдруг жалобный стон до нашего слухаПрямо из недр холма долетел, и голос раздался:

«Что ты терзаешь меня, Эней? Погребенных не трогай».(Aen. III, 37–41)[646].

Эти ветки выросли из копий и дротиков, пронзивших троянского посланца Полтора, убитого и погребенного здесь: ломая ветки, Эней причиняет ему боль. Заметам, что из куста капает, как и у Данте, темная кровь (черная в пер. С. А. Ошерова — м.б., не без влияния цитируемых ниже текстов): huic atro liquuntur sanguine guttae (Aen. III, 28).

Если этот источник общеизвестен, то другой античный подтекст был отмечен только в статье Франческо Д’Овидио 1907 г.[647] и после этого, поразительным образом, упомянут лишь в одном из известных нам комментариев: G. Giacalone (1968)[648], в частности — единственном из 70 комментариев к «Комедии», имеющихся в Интернете[649]. Это многочисленные превращения людей в растения в «Метаморфозах» Овидия. В названной статье собраны примеры превращений людей в цветы: Анемон (Адонис — Met.

708–739), Гиацинт (X, 162–219), Гелиотроп (Клития — IV, 256–270) — и деревья: Дафна (I, 548–567), Дриопа (IX, 340–393), Гелиады (II, 340–366), вакханки (XI, 67–84), Кипарис (X, 130–140) и др.) и некоторые смежные феномены.

Эти превращения иногда кратко упомянуты, как, например, Нарцисс:

Не было тела нигде. Но вместо тела шафранныйИми найден был цветок с белоснежными вкруг лепестками.(III, 509–510)

Или Сиринга:

Пану казалось уже, что держит в объятьях Сирингу, —Но не девический стан, а болотный тростник обнимал он…(I, 705–706)[650],

а иногда подробно описаны (при этом обычно проявляется то, что в замечательной книге покойного Ю. К. Щеглова названо «стык нового и прежнего состояния»)[651]: