От снега до снега

Подумав, что я просто ошибся, стоявший рядом со мной рыжебородый извозчик начал тыкать в меня пальцем, показывая, чтобы я встал как следует. Но я не двинулся с места. Тогда он схватил меня за ухо и так сильно дернул, что я вскрикнул от боли, кинулся к двери и выбежал вон.

Как раз мимо нашего дома прошагал пионерский отряд. Ребята маршировали строем под барабанную дробь, вздымая легкую пыль. Тут я заметил, что в заднем ряду — шли по четверо в ряд — всего трое мальчишек.

Долго не раздумывая и не спросясь вожатого, я занял свободное место.

И это было моим спасением...

Более двадцати лет хранил я тайну о похищенной молитвенной накидке. Не скажу, чтобы меня это никогда не мучило. Бывали в моей жизни минуты, когда я начинал терзаться и чувствовать угрызения совести.

И вот, в блокадном Ленинграде, где на каждом шагу нас подстерегала смерть, я решил обо всем рассказать матери и попросить у нее прощения.

Но она, кажется, не поняла, что я ей говорю, и как-то странно посмотрела на меня своими большими, выпуклыми глазами, которые ничего уже не выражали.

— Прошу тебя, сынок, — вдруг сказала она совсем упавшим голосом, — помоги Пелагее Петровне и Катеньке уехать. Ведь они такие милые.

Так до последних дней своих жила она заботой о людях, добрая моя мама...

В конце февраля Катя Прозорова сообщила, что Пелагею Петровну поместили в стационар. И поскольку она, Катюша, осталась теперь одна, то очень просит взять ее бойцом на какую-нибудь батарею.

Через начальника штаба армии полковника Метелева, человека доброго и отзывчивого, мне удалось устроить ее на одну из зенитных батарей в районе Колпина.

А вскоре я стал получать от Кати письма.

«От всей души я вам благодарна, — писала она, — что помогли мне стать бойцом. Останься я дома, наверно, давно погибла бы от голода. А теперь я жива-здорова и у меня цель в жизни — бить немецких фашистов.

Конечно, и на батарее подстерегает опасность, ведь стоит она на переднем крае, и в иные дни головы не высунешь из укрытия, но я уже вполне свыклась и стараюсь быть не хуже других воинов. Освоила я специальность связистки, и меня наравне со старослужащими посылают ремонтировать линию. А рвется она довольно часто из-за жестоких обстрелов.

Вот недавно был случай.

Среди ночи начался огневой налет. Снаряды рвались совсем близко, а один шлепнулся в десяти шагах от нашей девичьей землянки. Так ее тряхнуло, что мы повскакивали с нар. Хорошо, что спали не раздевшись, только валенки скинули. В одну минуту привели себя в порядок, выбежали на позицию. Не успела я добежать до окопчика, как помкомвзвода окликает:

— Прозорова!

— Есть Прозорова!

— Порвана связь с дивизионом, срочно выходи на линию!

Ночь выдалась — хуже не бывает. Темнотища. Метель. Кругом снаряды рвутся. А идти надо открытым полем. Пришлось лечь и ползти. А груз на мне немалый: автомат, катушка с проводом, противогаз, сумка с аварийным инструментом. Прижалась грудью к ледяной земле и забираю покруче коленками и локтями. Так я ползла с полкилометра, от вешки к вешке, однако обрыва не обнаружила. Значит, где-то подальше, в лесу. Но до него, если так ползти, не скоро доберешься. Мысль, что батарея под таким сильным обстрелом без связи с дивизионом, заставила меня подняться и побежать вперед. Как раз на опушке леса снаряды порушили вешки и в двух местах осколками перебило провод.

Быстро срастила, подключилась и, услыхав голос командира батареи, поняла, что все в порядке, и вздохнула с облегчением.

Но я не ушла с линии. Вернулась на батарею, когда уже светло стало...»

«Как раз перед праздником Мая, — сообщала в другом письме Катя, — пришла к нам газета «Защита Родины» с приказом о награждении группы воинов нашей армии ПВО. Нашла я среди них и свою фамилию. Честно вам говорю, что не ожидала я и сперва глазам своим не поверила. А когда успокоилась, подумала, что это, вероятно, представили меня за тот случай, когда мы вместе с Зинкой и Тоськой, нашими связистками, под вражеской бомбежкой подносили к пушкам ящики со снарядами. Замполит тогда нам благодарность объявил и сказал, что мы обеспечили успешный бой. Один немецкий бомбардировщик был сбит, а другой поврежден и ушел на свою сторону с дымом.

Кстати, Зинку и Тоську, как и меня, тоже наградили медалью «За боевые заслуги».

А 1 Мая, в день праздника, после торжественного обеда (были наркомовские сто граммов) командир полка вручал награды. Когда он поздравлял меня, я, вместо того чтобы ответить как положено по уставу, не сдержалась и расплакалась. Просто срам, забыть не могу!

Я вырезала приказ из газеты и отправила на фронт папе. Жаль, что не раздобыла второй газетки — для мамы. Но ничего, мне на той неделе обещали увольнительную. Забегу к вам в редакцию. Там, думаю, лишний экземпляр найдется.

До свидания, ваша Катя Прозорова, ефрейтор».

— Говори, говори, я еще послушаю, — попросила Мария Изгуновна, когда я, прервав свой рассказ, стал закуривать.

Она тоже выколотила пепел из трубки, плотно набила ее смятыми сигаретами и, подперев кулаками лицо, приготовилась слушать дальше.