Отборная невеста кн. 1

Вовкуньими лампами при дворе не пользовались, щадя чувства гордых сьер и нежных сьёретт, а золотистый свет сотен свечей искрил и переливался в бесчисленных драгоценностях. Украшений было… много! Очень! Быстрый взгляд отметил пожилую сьеру — грудь ее платья, будто кираса, закрывали плотно, один к одному нашитые алмазы. У другой юбка целиком была заткана золотом, за ней переливалась драгоценными камнями роскошная тиара — ее обладательницы видно не было, никто не мог бы сказать блондинка она, брюнетка, или вовсе лысая, всё затмевал блеск камней.

Что ж, по крайней мере, насчет кроя платья я успокоилась: среди полушарий кринолинов и юбок-колокольчиков мелькали и прямые силуэты. В остальном же… Я поняла скептическую гримаску сьёретты-из-уборной, и слова голоса-за-спиной, что без драгоценностей при дворе я буду выглядеть голой. Правда, голос-за-спиной не только говорил, он еще и делал…

Я нашла глазами зеркало над бело-золотым камином, маленькое, декоративное, но в нем отлично было видно, как вспыхнуло мое лицо. Зато пальцы ледяные, и я прижала их к щекам, пытаясь унять жар. Сапфир на тонкой, почти невидимой цепочке лег точно в ложбинку между грудей. В его сиянии видно было, какая белая… и мягкая, наверное… у меня кожа… Ведь гладил же он… оторваться не мог…

Я отняла ладони от щек, и сама кончиками пальцев обвела сияющую каплю сапфира. Действительно: гладкая… мягкая…

Капля воска с люстры ляпнулась точно мне за вырез. Я судорожно вздрогнула от мгновенной боли, и очнулась.

— Хвост Крадущейся, о чем я думаю! — я похлопала себя по щекам, приводя в чувство.

Следует признать, что голос-за-спиной изрядно выручил — вовсе без драгоценностей меня и впрямь бы засмеяли. Но один сапфир, даже такой роскошный, не сможет соперничать с принятыми при дворе каскадами драгоценностей. А раз играть на равных не можешь… остается сменить игру!

Я вытащила из сумочки на поясе… цветок. Большой, лохматый, темно-синий цветок выпивона с ярко-золотыми прожилками на лепестках был словно стеклом облит. На самом деле сорванные цветки заливали арахновой слюной — стоило потянуть за похожий на ниточку стеклянистый кончик и прозрачная пленка с едва слышным шипением испарилась, а цветок ожил и задышал, как только что срезанный. Я заправила его в собранный на затылке пучок волос — на фоне моих темно-шоколадных прядей он смотрелся особенно выигрышно.

Да и вся я… смотрелась. Глаза сияли, кожа была белоснежной и бархатистой, без единого изъяна, румянец — ровным и нежным, никаких лихорадочных пятен. Ресницы стали длиннющими, а брови ровными и темными, а еще от меня исходил легкий, почти незаметный, но кружащий голову аромат.

В том и сила выпивона, что рядом с ним не бывает некрасивых женщин!

И стоит он больше, чем весь каскад алмазов на груди у той пожилой сьеры.

Что я за него не платила, а просто срезала в оранжерее, про то никому знать не нужно.

Я гордо вскинула голову и плавно направилась в зал. Может, там если не накормят, так хоть пить дадут?

На пороге я замешкалась — всего лишь люди, почему же мне страшно, как если бы я собиралась сойти с нахоженной тропы в неизведанные глубины Чащи? Под взгляды из листвы, которые чувствуешь, но кто глядит — не знаешь. А если вдруг узнаешь — никому уже не расскажешь.

Кажется, останавливаться не следовало, все головы тут же повернулись ко мне. И я почувствовала, что Чаща — не Чаща, а вот вовкунья стая придворным сьерам, сдается, сродни. Во всяком случае, глядят одинаково: оценивающе и с явным желанием сожрать.

— Это кто такая? — прикрывая рот веером для большей секретности, но при этом говоря так пронзительно, что слышно было на весь зал, вопросила сьера в алмазном нагруднике.

— Не знаю! — проорала в ответ золоченая сьера. — Впервые ее вижу!

— Провинциалка какая-то, а гонору… — с треском захлопывая веер, протрубила сьера-в-диадеме. — Встала в проходе — любуйтесь на нее все!

Летящая, да я всего лишь хотела собраться с духом!

— Было бы на что любоваться. — сквозь зубы процедила молоденькая девица в розовом шелке и мелких кудряшках с жемчужными висюльками. — Даже драгоценностей нет… почти… — и неприязненно покосилась на мой сапфир.

— Зато платье из немаркого шелка. — завистливо протянула ее подружка в голубом.

— Не-мар-ского! — презрительно поправила кудрявая особа. — Вы если некорпулентны… не разбираетесь, то есть… так и молчите!

— Я, может, и не такая корпулентная, как вы! — с достоинством возразила та-что-в-голубом.

Тут она права, кудряшка была гораааздо, гораааздо корпулентнее.

— …А только папенька мне на один такой шелковый корсаж потратиться согласился, а выл и стенал, как если б его летучее страховидло живьем жрало! А тут целое платье!

Мы с тетушкой, покупая немарский шелк, выли и стенали, не хуже папеньки той-что-в-голубом, но теперь ясно, что всё сделали правильно. Платье оценили, сапфир, судя по неприязненным взглядам, тоже произвел впечатление, и это еще никто не понял, что за цветок в волосах. Крадущаяся, дай мне лишь немного твоей уверенности!

Я растянула губы в улыбке, и шагнула в зал.