Почти каждое преступление, раскрытием которого он занимался, Антон Сташис невольно примерял к своим детям. Хорошо еще, что таких, которые по-настоящему задевали его отцовские чувства, было не очень много. То есть в реальности их, конечно, огромное количество, но до МУРа они, как правило, не доходят, остаются у оперов «на земле». Для того, чтобы дело об убийстве забрали на Петровку, нужны серьезные основания, и крайне редко эти основания имели отношение к поведению подростков. Главным источником опасности для Васи и Степки их отец считал наркотики, постоянно был настороже, присматривался, но обычно удавалось успокоить себя тем, что обойдется. Василиса – умная и ответственная девочка, у нее хватит мозгов не поддаться соблазну. Со Степаном сложнее, он – вещь в себе, замкнутый, предпочитающий компьютер любому общению, и Антон беспокоился, наблюдал за сыном, как мог, но ни периодов чрезмерной активности и воодушевления, ни внезапной необъяснимой вялости и сонливости пока не заметил. Хотя много ли он может «наблюдать и замечать» с такой работой, при которой спасибо еще, если удается поспать дома?
С этим страхом Сташис худо-бедно научился справляться. Он все-таки верил в своих детей, верил в их благоразумие и волю. Такая вера спасала. Но только до недавнего времени. Васька постепенно отрывается от дома, взрослеет, у нее складывается собственная жизнь, и она все меньше бывает на глазах у отца. Степа вступил в трудный возраст, когда старшие начинают раздражать и бесить, а все, что они говорят, принимается в штыки и отвергается без всякого осмысления. А тут еще эти истории с ДТП! Антон не в теплице вырос и, конечно же, прекрасно знал статистику по Москве, но не считал нужным вникать в конкретные обстоятельства. У него, в конце концов, есть своя работа, свои обязанности. Теперь же невольно пришлось погрузиться в детали, обдумывать их, обсуждать, – и вот результат. Постоянная, круглосуточная, изматывающая, изнуряющая тревога за детей, которая лишает его способности нормально мыслить и не забывать того, что нужно держать в голове. От этой тревоги он не мог ни есть с аппетитом, ни крепко спать.
– Кузьмич, я, похоже, теряю профпригодность, – сообщил он, войдя в кабинет Зарубина.
– Не ты один, – угрюмо буркнул Сергей. – Что у тебя?
Антон доложил. Человек, снимавший короткое видео осмотра места обнаружения трупа Литвиновича, попал на уличные камеры, и видно его было достаточно отчетливо, чтобы утверждать: снимал Данила Дремов собственной персоной. Место жительства Дремова установили по регистрации, но он там не проживает. Родители дали адрес съемной квартиры Данилы, туда поехали оперативники, но дверь им никто не открыл.
– Найдут, – пообещал Антон. – Дремов не станет прятаться, он же блогер, должен быть на виду, заинтересовывать собой, подписчиков вербовать.
– А с массажисткой что?
– Решили напрямую не соваться пока, чтобы не спугнуть. Колюбаев отправился в спортклуб, где она тренируется, Хомич пообещал потрясти свои источники в среде медиков и навестить мать и сестру Инги. Аккуратно, чтобы не заволновались.
Зарубин пожевал губами, разглядывая бумаги на своем столе.
– Тоха, знаешь, как называется то, как мы работаем? – спросил он.
– Бардаком это называется.
– Не угадал. Это называется «враскоряку». То ли Дремова тянуть, то ли Ингу эту, то ли учеников Стекловой, то ли бывших коллег Выходцева – никакой ясности нет. Тычемся во все углы, как слепые котята, ничего толком не доделываем, все по верхам отрабатываем. Хорошо хоть Палну под ученых мальчиков подвели, немножко разгрузились. И с Очеретиным вопрос решился, уже полегче, можно, по крайней мере, три дня о нем не думать. Посидит, пока срок не выйдет, потом выпустим. Но это, конечно, если Пална и твой Витек отмашку дадут.
– Ты у генерала был? – поинтересовался Антон. – Насчет наружки поговорил с ним?
– Поговорил, – кивнул Зарубин. – Большой пообещал помочь, чем сможет. Но гарантий не дал, сам понимаешь, наружка своих людей не светит. Он попросил конкретизировать запрос. Мысли есть?
– Кое-какие есть. Мы послали фотографию, которую Витя отметил, охраннику, чтобы тот посмотрел, эту ли девицу видел возле дома Чекчурина. Охранник сказал, что стопроцентной уверенности у него нет, но очень похожа. Будем исходить из того, что это она. Значит, получается, она пасла младшего Чекчурина еще в начале декабря, больше чем за месяц до убийства, то есть к делу подходила серьезно. Между Чекчуриным и Майстренко – около четырех недель. Допустим, с Майстренко получилось побыстрее собрать информацию, чем с мажором-наркотом, она более предсказуема. Но Литвинович из схемы выпадает.
– Из какой схемы?
– Из схемы последовательной отработки каждой следующей жертвы. Слишком мало времени прошло между вторым убийством и третьим. Отсюда вывод: сбор информации шел параллельно по всем троим.
– Ну и?