Кэсс отталкивает меня, лицо ее искажено гримасой, которая означает, что хорошо не будет. Никогда и ни за что. Ничего не будет хорошо, потому что я продал целую толпу невинных детей в обмен вот на это. Человек, которого я так стремился найти, оказался предателем. Подлецом, который в ответе за смерть моей матери.
Вот он, отец, который нас предал и оставил.
Я получил, что хотел. Вот только теперь я больше этого не хочу.
Я сижу на опрокинутом шкафу в подвале Монастыря и вожу концами пальцев по замшелым камням. Пытаюсь думать, размышлять и надеяться, что причиненное мной зло не настолько велико, как мне кажется… Хотя при этом знаю, что оно может оказаться куда больше.
Тайная дверь, выводившая в Оранжерею, теперь превратилась в груду обломков. Как и многое другое. Полосатый уничтожил ее, после того как забрал, что хотел.
Воспоминания, которые я видел через монетку, начинают увядать. Истории в моей голове теперь не кажутся такими живыми и осмысленными, как в тот миг, когда мы с папой одновременно прикоснулись к монетке. Нет, не с папой. С
Старшая быстро развела нас троих, практически сразу после своего прибытия. Я несколько часов не видел Кэсс. И понятия не имею, куда клин мог забросить Рахки. И во всем виноват один лишь я.
Слышу стук щеколды и скрип двери. Это Агапиос, а не Старшая горничная. Я даже не уверен, рад ли этому: быть избавленным от гнева Старшей, чтобы угодить в руки самой Смерти.
– Вам очень повезло, – произносит Старик, закрывая за собой дверь. Он медленно идет вперед, на его костлявом лице играет вымученная улыбка. – Вы умудрились не попасться в руки Конкурентам. Это удается немногим.
– Полосатый просто не стал меня забирать, – говорю я убитым голосом. Лица несчастных, перепуганных детей стоят у меня перед глазами. – Он сказал, что выполнил условия сделки. Но клянусь, поверьте мне, я пытался его остановить.
Старик вынимает из кармана стержень. Тот самый, который вручил мне Полосатый.
– Значит, вот зачем вы принесли в Монастырь этот предмет? В попытке «остановить» нашего врага?
Вина душит меня.
– Я не понимал, не осознавал, что он собирается сделать. Он сказал, что никто не узнает… что ничего не изменится…
Агапиос потирает пальцем свой крючковатый нос. Потом присаживается на корточки, чтобы заглянуть мне в глаза.
– Хранитель Музея – по сути своей прежде всего вор. Он обещает людям исполнение их желаний в обмен на экспонаты для своей коллекции. Однако никто из заключивших с ним соглашение никогда не получил того, к чему на самом деле стремился.
Я закрываю глаза, пытаясь бороться с удушающей, жаркой виной.
– А Рейнхарт?
Агапиос горестно вздыхает.
– Много лет назад ваш отец заключил с Полосатым такого рода соглашение. За это пришлось расплачиваться многим невинным людям.
– Я видел, что произошло, – говорю я. – Когда я передал ему монетку, ко мне пришли его воспоминания…
– Да, произошел перенос связи, – кивает Агапиос. – Вы хранили своего отца так долго, что она стала привязанной к вам, и вы начали по достижении нужного возраста видеть воспоминания своего отца. А когда ваша связь с монеткой пересеклась со связью вашего отца, монетка и ее воспоминания прошли через вас и вернулись к своему изначальному владельцу.
– Значит, мне больше не будут сниться сны?
– Его сны – не будут. Начиная с этого момента вы будете видеть только свои собственные сны.
Я пристально разглядываю каменный пол, не смея глядеть на Старика.
– Человек, которого вы именуете Полосатым, уже давно искал себе преемника, – произносит Агапиос. – Он надеется, что, если ему удастся создать живую копию себя самого, его империя разрастется превыше всех мыслимых пределов. Таково было соглашение, которое заключил с ним ваш отец: он хотел стать… наследником Полосатого.
– Значит, Рейнхарт был вроде Нико.
– Да. Примерно. Тем не менее существовал фактор, усложнивший задачу: любовь Рейнхарта к Мелиссе.
– С теми, кого любят, так не поступают, – я ковыряю пальцем обшивку рухнувшего гардероба. – Рейнхарт предал Отель и ее – тоже. И я также… предал вас.
– У вашего отца были причины так поступить. Как и у вас.
Внутри у меня все сжимается от боли.
– Мама пыталась победить Полосатого, остановить его ради общего блага, ведь так? У нее был план. Я видел, как она вырезала монетки.
Агапиос присаживается рядом со мной.
– Мелисса была потрясающей женщиной. Она как никто верила в миссию нашего древнего Дома, потому что лучше многих знала, что мир полон ужасных людей, мучающих других в самых дальних уголках мира. Она хотела использовать наши двери в качестве запасных выходов не только для гостей, но для всех, кто попал в беду и не знает, как выбраться. Для тех, кого мучают, с кем обращаются скверно.
– То есть для детей.