Отец и сын

«Владыко святый, – отвечаю, – я с Москвы приехал к Вам в гости, с Московского Патриархата я». (Церкви наши РПЦЗ и РПЦ объединились аккурат через сорок суток).

«Так мы же для вас зарубежники», – горько произнес владыка митрополит, как бы говоря мне, что они второго сорта перед Москвой.

Я подивился его не напускному смирению и вспомнил, что унижающий себя возвышен будет пред Господом.

Мне захотелось сказать ему что-нибудь приятное, самому унизиться, чтобы стать с ним ближе.

«Владыко, так ведь един Христос, едина Вера, едино Крещение», – сказал я.

«О!? – удивился владыка. – Да ты, я вижу, муж, наставленный в Вере?!»

Я обрадовался, что митрополит меня приласкал.

Говорю: «Владыка, благословите завтра на Пасху у вас здесь причаститься?»

«Благословляю, – не сразу ответил Лавр, – если, конечно, ты покаешься во грехах и священник допустит тебя до чаши».

* * *

На подлете к Олбани на маленьком самолетике, я заметил огромные белые куски, которые плавали на маленьком озерце под нами. Я принял их за пенопласт, но потом, присмотревшись, понял – это лед.

Лишь позавчера я нежился на тропическом солнышке, а сегодня под нами температура воздуха около ноля градусов. Это, конечно, не страшно, но всю зимнюю московскую одежду я оставил в Лос-Анжелесе, откуда у меня назначен вылет в Москву.

Что же, я одел на ноги две пары носков, перед тем как их сунуть в летние сандалеты, натянул пару маек с коротким рукавом. Хорошо, что у меня нашлась кепка хаки и под цвет ей тряпочная курточка. А сосед по гостиничной келье, родом из Канады, дал мне поносить свой свитер.

* * *

Вот и ночь Великой субботы.

Народу в небольшом храме полно. Есть очень пожилые люди в инвалидных колясках.

Женщины стоят слева, мужчины справа. Я обратил внимание, что много молодежи и детей в русских косоворотках и ярких сарафанах. Люди ведут себя сдержанно, но явно чувствуется, что промеж нас уже копится Небесное Электричество.

Не терпится. Тяжело смирять-сдерживать своё ретивое сердце.

Скоро, уже совсем скоро Христос Воскреснет…

Я исповедал свои грехи, и священник допустил меня до причастия.

Слава Богу..!

* * *

Мы пошли крестным ходом вокруг храма.

На улице разыгралась самая настоящая метель.

Мощные снежные заряды сбивали с ног, тушили свечи, благоразумно помещенные прихожанами на дно стеклянных колбочек или в перевернутые пластиковые бутылки без дна.

Но радость у всех была Пасхальная, и мы воспринимали этот буран со смехом, как безсильную злобу всех сил ада помешать Светлому Христову Воскресению.

И нашему личному спасению.

Чувствовались в людях духовный подъем и особое чувство молитвенного единения.

Пожалуйста, представьте мои чувства: за тысячи миль от любимой России – но и здесь не унывают люди – горячо молятся наши православные братья, подвизаются против греха, чают воскресения мертвых.

Когда я подходил ко причастию, митрополит Лавр узнал меня и приятно мне улыбнулся.

* * *

Когда на возглас владыки митрополита «Христос Воскресе» – мы стали отвечать «Воистину Воскресе», я порадовался – кричат американцы сильно, с огоньком, не жалея глотки. Натурально радуются, орут не хуже, чем у нас в России.

А иные, можно сказать, орут – из кожи вон лезут!

Служба подошла к концу.

Лавр видимо устал, вышел на солею, сел на маленький стульчик, стал благословлять крестом, поздравлять и христосоваться с народом.

Дошла очередь и до меня.

Я с трепетным уважением приник к владыке и поцеловал его с чувством в пушистые щеки.

За ним, в очередь, стояло священство.

У американцев так, как у нас, целоваться не принято.

Они как бы имитируют поцелуи, практически даже не касаясь щек друг друга.

Шалишь, брат, подумал я. Сказал же апостол – друг друга приветствуйте святым целованием.

А тут что за целование? – Не порядок…

И я стал целовать всех стоящих в очереди как положено у нас в России.

Некоторые не давались.

А один, защищаясь от моего напора, даже больно уперся локтем мне в грудь. Но у меня была на сердце такая поющая Весна, что хотелось обнимать и целовать весь мир – и я поцеловал своего vis-à-vis через силу его сопротивления.

* * *

Затем все перешли в трапезную разговляться.

После молитвы и благословения митрополита Лавра сели за столы и ещё раз прославили Бога за трапезой.

Пост кончился, Христос воскрес из мертвых, смертию смерть поправ.

Чего же больше?

* * *

После пасхальной братской трапезы мы стоим в коридорчике и радостно слушаем душеполезные глаголы владыки митрополита.

Я заметил, что сбоку от меня стоит Левушка – местный блаженненький, невысокий седобородый старичок лет 75-ти.

То справа от меня зайдет, то слева.

Наконец, встав посередине нашего круга, указав перстом на меня, чтобы ни у кого не возникло сомнений, к кому он обращается, он очень серьезно прорек: «А вы пузатый».

Я в притворном ужасе замахал на Лёву руками: «Лёва, молчи, молчи! Не обличай моих грехов-пороков – я только что причастился!»

Все засмеялись.

Вот именно, что притворно – нет у меня в привычке ужасаться Страшного Суда…

Всё у меня притворно, всё у меня «как-бы».

Веры-то настоящей нет…

А у Левушки все серьёзное, все натуральное.

* * *