Отец и сын

Критики фильма говорят, что о. Анатолий якобы никогда не исповедовался. Интересно, а его «коллеги по цеху» – Василий Блаженный, Ксения Петербургская – они как часто исповедовались и причащались? Полагаю, что блаженного Василия и в храм-то не пускали в таком «одеянии» – голый торс. С точки зрения формальной логики, жизнь блаженной Ксении – полнейшая нелепица: ночью молилась на коленях в поле, за городом (аналог Острова); поливала грядки незнакомым людям; таскала, пока никто не видел, кирпичи на стройку. Это тоже чем-то напоминает уголёк о. Анатолия.

Или давайте проведем параллель с житием преподобной Марии Египетской. Она исповедалась перед тем, как уйти в пустыню. И грех ее через разрешение священником был ПРОЩЕН, но потом она еще 40 лет кается и слезно молится в пустыне. Через 40 лет ее рассказ старцу Зосиме был просто автобиографией, а не исповедью. И монашеский постриг она формально не приняла. Однако Бог показал «образцовому» монаху старцу Зосиме, что преподобная Мария духовно выше его. И в диптихе святых – она в монашеском чине преподобных.

То же с о. Анатолием. По логике вещей он во всем исповедался сразу же (или через непродолжительное время), как попал в монастырь. Но действие фильма происходит через 34 года. Поэтому вполне естественно, ТА исповедь и не показана. Если он случайной девчонке, приехавшей за «благословением на аборт», признается, что убил человека, то тем более он открылся на исповеди.

Как и преподобная Мария Египетская, о. Анатолий знает наизусть Псалтирь и Евангелие (хотя и здесь критики встревают – неправильно ударения делает). Вне всякого сомнения, такой человек обязательно будет и каяться, и исповедоваться, и причащаться. Только скажите, зачем это выставлять напоказ в фильме? Ни один человек не проживет в монастыре 34 года без исповеди и причастия – это само собой разумеется. В противном случае, зачем ему жить в монастыре, где его, за его «чудачества», даже лишают братской трапезы? В фильме, да и в жизни, не надо показывать такие сакраментальные, таинственные моменты. Вот, мол, какой я, прости Господи, молитвенный…

Признак настоящего покаяния, как нам сообщает преподобный Иоанн Лествичник в «Лествице», как раз и заключается в том, что и после получения прощения человек чувствует себя должником – продолжает переживать и сокрушаться о своем грехе. С другой стороны, если бы причастие (по просьбе трудящихся) показали, нашлись бы умники, которые стали бы критиковать – зачем великое Таинство выставлять напоказ? Многое в фильме благоразумно не показано: как монахи ели, мылись, совершали туалет и так далее – но это не означает, что они не делали этого вообще. В фильме не показано, как причащались игумен, о. Иов, братия и паломники-миряне. Но почему же никто не критикует, не возмущается, что о. Иов никогда не причащался? Да потому, что это очевидный абсурд.

Так же абсурдно говорить, что о. Анатолий не исповедовался и не причащался. Лично я не сомневался в этом при просмотре фильма. И перед смертью он мог исповедаться и причаститься за день, за два. И из фильма не совсем ясно, зачем он посылает о. Иова к настоятелю – может быть, как раз просить исповеди и причастия?

В первый просмотр фильма я не понял, зачем о. Анатолий намазал ручку сажей. Но, прочитав некоторое количество критических разборов этого фильма, почувствовал, что критики покаянной жизни о. Анатолия и в целом фильма «Остров» единодушны с о. Иовом: они вместе вроде бы делают хорошее, правильное дело – указывают на недостатки частной монашеской жизни о. Анатолия и собственно фильма. Они указывают на отсутствие исповеди и причастия о. Анатолия, неявность объекта отопления главной сценической площадки – кочегарки, отсутствие петуха, который топтал бы курочку и др. Но, по сути дела, критики, «отцы Иовы», лезут не в своё дело – не туда, куда именно им нужно, куда им полезно. Не духовного они ищут, а плотского, умственного. Именно поэтому о. Анатолий старается, прикрываясь юродством, подсказать о. Иову, а через него – нам, многогрешным, всю тщету и безполезность основных наших интересов и жизненных усилий. Он мажет дверную ручку сажей нам, исследователям и критикам его монашеской жизни, вопия гласом велиим: «Ну, не лезьте вы ко мне! Отстаньте! Дайте мне спокойно молиться, трудиться и умереть. Уж лучше радио “Эхо Москвы” слушайте – больше будет вам пользы».

Три раза в фильме произносится фраза про Каина и Авеля.